Он подтолкнул мальчика ближе к краю и, не глядя, вышвырнул с телеги три толстых фолианта, после чего устроил ребенка.
— Следи за ней, — приказал воин. — Смотри, чтобы с ней ничего не случилось.
Шлока сказал своим воспитанникам: самое ценное из всего, что надлежит спасти от неизбежной сечи, — это дети. Будущее народа. Они должны уцелеть во что бы то ни стало. «Даже сгоревшая в пожаре войны древняя рукопись не причинит нам такого ущерба, как гибель одного ребенка, — сказал учитель. — Можно будет отыскать другую рукопись. Некогда изреченная мудрость останется в памяти мудрецов, которые смогут потом записать ее, найти для нее новые слова. Но никто и никогда не возместит утраченную жизнь, которая могла бы дать начало новой жизни…»
— Пора отправлять караван, — сказал, подходя, Траванкор. Он повернулся к Рукмини и передал ей повеление Шлоки: — Ты и твой брат Ратарах будете сопровождать их.
Гаури уже уехала: она отправилась с первой партией.
Заскрипели колеса телег. Сопровождаемый длинной вереницей пеших людей — стариков, женщин с детьми, достаточно большими, чтобы идти, а не ехать, — караван тронулся с места. Первые телеги уже исчезали в воротах, когда к сестре подошел Ратарах, держа двух лошадей за узду.
Рукмини протянула друзьям руки: правую Траванкору, левую — Арилье, сжала их.
— Мы ведь встретимся?
Друзья, не сговариваясь, ответили в голос:
— Конечно!
В мгновенном порыве девушка обняла обоих, сперва Арилье, потом Траванкора. Показалось ли это Траванкору или на самом деле Рукмини как бы случайно, совсем невесомо коснулась губами его щеки?
Ратарах, неподвижный в седле, сурово ждал, пока сестра закончит прощание.
— Я вернусь! — горячо обещала Рукмини.
Арилье нахмурился:
— Не вздумай! Нет. Оставайся там со всеми. Присмотри за людьми. Мы сами найдем тебя…
Она шевельнула губами, явно намереваясь что-то сказать. Вероятно, хотела возразить. Да только вовремя сообразила: возражать Траванкору и Арилье, если они получили приказание от учителя, — занятие бесполезное. Лучше согласиться для виду, а потом поступить по-своему. Что они с ней сделают, если она вернется? Ничего не сделают. Смирятся со случившимся. Нет, не будет она ничего говорить!
Блеснув улыбкой, Рукмини направилась к своему коню. Глаза у нее щипало, она с удивлением поняла, что плачет. Нет уж, плачущей ее не увидят. Она вскочила в седло, махнула, не оборачиваясь, рукой и поскакала вслед за караваном.
Ратарах с бесстрастным видом тронул коня.
— Береги сестру, — вполголоса приказал ему Арилье.
Ратарах не ответил. Сдвинул брови, помрачнел лицом, гордо вздернул подбородок. Вот и еще один рано повзрослевший подросток, привыкший к опасностям.
Ратарах был младше Рукмини, и старшая сестра открыто верховодила. И ведь попробуй-ка не подчиниться ей! Она и сильнее, и хитрее, и ловкости ей тоже не занимать. Но Ратарах тянулся, старался изо всех сил. Арилье с Траванкором наблюдали за его усилиями и, в принципе, одобряли их. Хороший воин растет.
Внезапно вскрикнув, Ратарах ударил коня пятками и погнался следом за караваном.
Друзья долго провожали его взглядами. Стояли неподвижно бок о бок даже и потом, когда караван уже скрылся из виду. Наконец Траванкор нарушил молчание.
— Ты поговорил с ней?
— Нет, — тотчас ответил Арилье. И, после паузы, спросил: — А ты?
— Нет.
— Пусть сама решит, — молвил Арилье.
Так тяжело было у них на душе, словно они только что распрощались с самым дорогим, что было в их недолгой жизни.
Караваи, не останавливаясь, шел по плоскогорью весь день. Убежище, куда они направлялись, находилось в горах, на расстоянии полутора дней пути от Патампура. Люди валились с ног от усталости, по никто не роптал: все понимали, что бегут от смерти, а когда спасаешь жизнь — тут не до жалости к себе.
С наступлением ночи движение не прекратилась. Все так же скрипели телеги, фыркали в темноте кони. Никто из беглецов не разговаривал. Взошла луна, озарила колонну ярким светом. По серой траве побежали плоские тени. Впереди черными громадами высились всадники — охрана каравана; второй небольшой отряд замыкал шествие.
Впереди уже поднимались горы, пока еще смутно различимые во тьме. Там был конец пути — укрытие от набега.
Дробный топот разбил привычные размеренные звуки. Какой-то всадник пронесся вдоль каравана из начала в конец растянувшейся колонны.
Большинство идущих людей были так измучены, что даже не повернули головы посмотреть, кто это скачет. Ясно: кто-то из воинов сопровождения.
Но это оказалась девушка. Рукмини. Даже и лунном свете было видно, что она сильно взволнована. Растревожили ее не события — собственные мысли. Все то время, что караван удалялся от Патампура, сердце Рукмини рвалось из груди назад, в крепость, к друзьям, которых она там оставила.
Их ведь могут убить в предстоящем бою! И тогда она никогда не сможет открыть им все, что у нее на душе. Никогда Траванкор не узнает, как сильно она его любит. Никогда не услышит Арилье о том, какой он друг, какой он чудесный товарищ, какой он хороший, верный человек…
Наверное, они и без того все это знают. Люди всегда знают истину, даже если никто не позовет ее по имени.
Но Рукмини не сомневалась и в другом: что бы ни знали, о чем бы ни догадывались ее друзья, во время решающей схватки с врагом она должна быть рядом.
Что толку обманывать себя? Она не может жить, не видя Траванкора… Разлука убивает ее верней вражеской стрелы.
— Гаури! — крикнула Рукмини, подскакав к сестре.
Та повернулась.
— Рукмини! Что-нибудь случилось? Ты обеспокоена. Нас выследили?
— Нет… — Рукмини отвечала, чуть задыхалась. — Ничего дурного не случилось. Никакой погони я не заметила. Скорее всего, все происходит именно так, как говорил Шлока: Шраддха го своим воинством движется прямо к стенам Патампура. Он, кажется, и не догадывается о караване. Нет, я хочу сказать тебе о другом. Гаури, я возвращаюсь назад, в Патампур.
Гаури схватила ее за руку.
— Одумайся, Рукмини! Ты должна быть с нами. Тебе приказано оставаться с караваном! Ты… ты ведь воин, не так ли? Мальчишки учили тебя сражаться! Я сама видела.
— Как и тебя, — фыркнула Рукмини. — Ты медь не только смотрела, как мы фехтуем, не гак ли, сестрица? Если бы из палок можно было высекать искры, то вы с Арилье…
— В караване нужны воины, — перебила взволнованная Гаури.
Мысль об Арилье тревожила ее, но девушка не хотела вспоминать о нем сейчас, когда нельзя отвлекаться на чувства. Она и сестру не одобряла именно поэтому. В разгар войны — не до любовных томлений! Кого угодно могла обмануть Рукмини, но только не Гаури: Рукмини возвращается в осажденный город не для того, чтобы сражаться. Рукмини рвется к возлюбленному.
Сердясь на старшую сестру за легкомыслие, Гаури продолжала:
— Да, мы с тобой — воины, за неимением лучших. И нам поручено охранять караван наравне с мужчинами. Разумеется, с большим отрядом врагов мы не справимся, но случайный набег нескольких неприятелей отобьем без особого труда. Ты, да я, да еще несколько стариков, которые достаточно сильны, чтобы удержать в руке меч.
— Вы запросто обойдетесь и без меня — убежище уже близко, — Рукмини покачала головой. — А я
