Киммериец огляделся по сторонам. Пленники были так неподвижны, что, увлеченные схваткой, оба воина не сразу обнаружили их. Первой очнулась Рукмини.
Девушка пошевелилась на алтарном камне и с громким стоном села. Она была совершенно обнажена и залита кровью. Кровь сочилась из множества крохотных ранок, оставленных ножом Санкары. После смерти жреца заклятье, делавшее девушку подобной статуе из камня, исчезло, зато раны, нанесенные Рукмини, никуда не пропали. Теперь каждая из них обагрилась кровью, и Рукмини казалась одетой в красные одежды.
Арилье бросился к ней и подхватил ее в объятия.
— Рукмини! Ты жива!
Она всхлипнула, прижавшись лицом к его груди.
— Я знала, что ты придешь за мной, Арилье.
— Откуда ты могла это знать?
— Я знала, — таинственно повторила она.
— Где твой брат? — спросил Арилье, чуть отстранив ее от себя и оглядываясь но сторонам.
— Он был со мной, — растерянно ответила Рукмини.
— Я здесь. — Ратарах вышел из-за статуи божества, где прятался во время короткой расправы со жрецом. — Я здесь.
Он выглядел немного странно. Глаза его блуждали, губы посерели, лицо казалось очень бледным. И, что уж совсем не вязалось с веселым и открытым нравом Ратараха, — мальчик совершенно не рад был видеть своих избавителей.
Но ни Конану, ни Арилье, ни даже Рукмини поведение мальчика не показалось странным. Еще бы! Ведь он, почти совсем ребенок, пережил такой ужас! Он был в плену, ему грозила смерть, а потом он стал свидетелем жуткой сцены в храме, где оживает статуя Черной Матери…
— Нам нужно торопиться, — предупредил Конан. — Не знаю, что там задумывают наши враги, но одно мне известно точно: все эти жрецы очень хорошо чувствуют, когда с кем-то из их проклятого племени происходит беда. — Киммериец оглянулся на безголовое тело Санкары и ухмыльнулся. — И, сдается мне, с одним из этой шайки ДЕЙСТВИТЕЛЬНО случилась беда…
— Думаешь, скоро сюда нагрянут другие жрецы? — спросил Арилье.
— Или воины Аурангзеба, — кивнул Конан.
Арилье ласково провел рукой по волосам Рукмини.
— Я отдам тебе мой плащ. Закутаешься и поедешь со мной на одном коне, хорошо?
— Хорошо…
Она вздохнула. Арилье понял, какой вопрос рвется у нее с языка — и о чем она не решается спросить. И юноша ответил, не дожидаясь вопроса:
— Войска Аурангзеба отошли от стен Патампура. Произошло настоящее чудо! Враги согласились на поединок чести. Со стороны Калимегдана выступал Шраддха, с нашей стороны — Траванкор. И… Шраддха убит!
Рукмини ахнула.
— Повтори! Повтори, что ты сказал!
— Траванкор убил Шраддху в поединке чести, и враги вынуждены были отойти от стен Патампура. Вот что я сказал, Рукмини!
Ее глаза засияли.
— Ты знаешь, что это означает? Траванкор спас не только родной город, он спас и меня — ведь я считалась пленницей Шраддхи, пока этот проклятый жрец не увел меня с собой…
— Все позади, — сказал Арилье. — Все позади, милая. Мы возвращаемся домой.
Беглецы торопились поскорее покинуть страшное место.
Конан предлагал поджечь храм, но Арилье воспротивился этому.
— Мы не знаем, как поведет себя богиня, если люди поднимут руку на ее истукан.
— Да что она может, ваша богиня! — презрительно хмыкнул киммериец. — Если мы уничтожим статую, то ничего она больше сделать с нами не сможет.
Однако Арилье продолжал качать головой.
— Оставим лучше все как есть. Сказать по правде, я боюсь вмешиваться в дела жрецов.
— Мы уже в них вмешались, не забыл? — Конан кивнул на девушку, освобожденную из рук Санкары.
— Это другое, — нахмурился Арилье. — Одно дело — убить человека, другое дело — разрушить храм. Прошу тебя, Копан, оставь все как есть.
И Конан не стал настаивать. По большей части — потому, что спешил обратно в Патампур, а вовсе не потому, что был согласен с суеверным Арилье.
Первый час они пробирались сквозь джунгли без особенных происшествий, но затем стало очевидно, что Ратарах сильно устал и ослаб от всего пережитого, поэтому он не может двигаться дальше.
— Мне нужно как можно скорее вернуться в город, — озабоченно произнес Конан. — Я против того, чтобы делать остановки. Поедем дальше.
— Нет, — воспротивилась Рукмини. Девушка прямо на глазах оживала и превращалась в прежнюю Рукмини, своевольную и дерзкую. — Это же мой брат! Он еще почти совсем мальчик, и к тому же перенес слишком много…
— Кажется, мы все перенесли достаточно испытаний, но почему-то один только Ратарах позволил себе раскиснуть, — возмутился Конан. — Какой же воин вырастет из мальчишки, если он ведет себя подобно избалованной девчонке? Подумала бы лучше об этом, прежде чем кудахтать над ним.
Рукмини густо покраснела, а Арилье вступился за подругу:
— Нет, Конан, ты неправ. Ты судишь всех по себе. И забываешь о том, что ты — могучий воин, мужчина в расцвете лет. Не всем под силу подобные приключения.
— Что ты предлагаешь? Остановиться здесь? Может быть, построим хижину в джунглях и будем жить здесь, наподобие обезьянок, счастливой семьей? — осклабился варвар. — Наше место — в Патампуре. Траванкор нуждается в нас.
Он пристально посмотрел на Рукмини. Но преданность девушки младшему брату была такова, что даже упоминание имени ее любимого не заставило ее дрогнуть.
— Траванкор подождет меня еще несколько дней, — твердо произнесла Рукмини. — Я останусь с братом и буду выхаживать его, пока ему не станет легче. А ты, Конан, возвращайся в Патампур. В конце концов, у тебя там действительно остались дела. Траванкор более нуждается в хорошем военном советнике и полководце, нежели в женщине…
Арилье грустно вздохнул. Конан встретился с юношей глазами. Северянин без слов понял молодого воина. Для Арилье эта остановка в джунглях — последняя возможность побыть наедине с Рукмини, до того, как она вернется в город, к Траванкору, и станет женой владыки Патампура.
— Что ж, будьте осторожны, — сказал молодым людям на прощание варвар. — Полагаю, ты, Арилье, сумеешь защитить их.
Арилье улыбнулся и приложил ладонь к сердцу.
— Спит?
— Кажется, спит…
Заботливый шепот сестры. Сколько раз Ратарах засыпал, слыша, как Рукмини где-то поблизости хлопочет по хозяйству! У девушки почти такой же голос, как и у их матери: грудной, ласковый.
Но сейчас Ратарах не спал, только притворялся. Разумеется, как и все младшие братья, он был осведомлен о том, кто влюблен в его сестер, гораздо лучше самих девушек. И сейчас собирался воспользоваться этим.
На миг давнее воспоминание захватило его. Он подумал о своем детстве, которое провел в отцовском доме, рядом с Рукмини, о том, как старшая сестра возилась с ним, мастерила ему игрушки, показывала, как стрелять из лука… Но доброе чувство появилось в искалеченной колдовством душе Ратараха лишь на миг. Как будто издалека окликнули его, и расстояние до неузнаваемости изменило и приглушило голос…
