Но вместо Авенира ответил дерзецу Конан:
— Думаю, вам хорошо известно имя воина, который поведет нас в бой.
— Уж не себя ли ты предлагаешь нам в качестве верховного полководца, чужак? — насмешливо осведомился Мохандас.
Конан громко расхохотался.
— Я? Ваш полководец? Еще предложи мне командовать войском овец…
Мохандас потемнел лицом.
— Повтори свои слова, варвар!
— Да пожалуйста! Я назвал тебя овцой, Мохандас! Тебя и тебе подобных! — Голос северянина звучал оглушительно, в нем слышались громовые раскаты, как будто киммерийский бог Кром отзывался на зов и готовился принять павших в бою воинов в своих пиршественных чертогах. — Я видел, как сражаются настоящие воины. И что-то сомневаюсь в том, что ты в состоянии подражать им.
— Как ты смеешь! — рявкнул Мохандас.
Конан радостно осклабился:
— Хочешь помериться силой?
— Не здесь, — остановил их Авенир быстрым движением руки.
Конан пожал плечами. Мохандас кивнул, не сводя с киммерийца горящих глаз.
— Лучше бы ты расходовал свою злобу на наших общих врагов, а не на союзников, — негромко упрекнул его Авенир.
Мохандас избегал встречаться с ним глазами. Оба они слишком хорошо помнили о том, чем закончилась их предыдущая встреча. Мохандас оценил выдержку Авенира, который нашел в себе силы не мстить обидчику и лишь покарать неверную наложницу. Союзник дороже возлюбленной. Мудрое решение — для книгочея! Воин поступил бы иначе…
— Я говорю не о себе, — сказал Конан спокойно. — Я не гожусь в военачальники. Во всяком случае, не в этом случае. У вас есть победитель. — Он указал на Траванкора.
Казалось, нельзя было покраснеть сильнее, но тут Траванкор сделался темно-красным и поперхнулся. А Конан продолжал как ни в чем не бывало:
— Появление этого воина было предсказано. Его рождение сопровождалось роковыми обстоятельствами. Жаль, здесь нет Шлоки, чтобы поведать вам всю правду…
— А может быть, вы и не стоите всей правды, — прошептал Траванкор еле слышно, так, что его слова разобрали только Конан и Мохандас. — Не стоите того, чтобы знать все о моей матери, о мудреце Шлоке… о тех людях, что пытались защитить меня…
Неожиданно Конана поддержал тот раджа, чей цвет кожи заставлял вспомнить об эбеновом дереве:
— Чужак прав. Мы все слышали пророчество о воине, который придет, чтобы уничтожить Аурангзеба. И если предсказанный воин воплотился в этом юноше, в сыне раджи Авенира, — мы с радостью пойдем за ним.
Мохандас уже раскрыл рот, чтобы возразить, но тут к гостям снова вышла Катьяни, наложница Авенира. Низко поклонилась юная красавица, звонко, словно колоколец, прозвучал ее голос.
— В дворцовом саду вас ждут танцовщицы, высокие гости! Отдохните после обеда, наберитесь сил для последующих мудрых решений!
Чуть дольше, чем требовалось бы, ее глаза задержались на рослом Мохандасе, и, когда он усмехнулся, молодая женщина открыто улыбнулась ему в ответ.
Авенир тотчас прервал речь и заметил примирительным тоном:
Быть может, после приятного отдыха мы сумеем договориться…
Насмешливо, едва ли не с жалостью покосился Мохандас на Авенира. Кто-кто, а сам Мохандас превосходно умеет договариваться, причем без единого слова. Женщины понимают его с первого взгляда. Пора бы и Авениру научиться такому полезному искусству. Особенно если учесть, что эти женщины — собственные его наложницы…
Танцовщицы из дворца раджи старались, как умели. Авенир нечасто требовал, чтобы его зрение услаждалось танцем, а слух — музыкой; однако он хорошо понимал: такие вещи необходимы при дворе любого владыки. Поэтому на женской половине его дворца обитали красивые молодые девушки. Их баловали, за ними ухаживали слуги, им дарили драгоценности. Они пользовались большой свободой и даже получали от своего господина разрешение выйти замуж, если какой-нибудь из них случалось влюбиться.
Впрочем, никогда не бывало такого, чтобы танцовщица раджи находила себе первого попавшегося мужчину, лишь бы избавиться от рабства. Всем им так хорошо жилось во дворце, что лишь настоящая любовь могла заставить такую девушку покинуть двор Авенира. И раджа, видя истинное чувство, никогда не ломал жизнь своим прислужницам.
«Это служительницы Лакшми, любви и красоты, — говорил обычно раджа. — Их душа должна быть свободна».
Потягивая вино, гости Авенира любовались танцем прекрасных девушек. Неспешно тянулся день, но ведь когда-нибудь и он закончится, а столько всего предстояло решить и сделать! Даже за отдыхом продолжались негромкие разговоры. Каждый высказывал свой довод, а если гости вдруг начинали горячиться, танцовщицы бросали в них цветы, требуя внимания к себе.
Мохандас слушал весьма рассеянно: все доводы, которые приводил Авенир, давно были ему известны, да и занимало мысли Мохандаса нечто совершенно иное. Он предвкушал вечер нынешнего дня. На сей раз все произойдет не так, как с Вальмики. Он не позволит Авениру выследить их.
— …Еще предки наши говорили: если пятеро едины, то завладеют тем, что недоступно десятерым живущим врозь. Если нет единства среди шестерых, то и одиночка, если достаточно силен, отнимет у них и скот, и землю, и дом, и женщин, и сердца воинов…
Все это давным-давно пережеванная пища. Стоит ли прислушиваться? Все ясно и без слов.
Но некоторые все же прислушивались. Хотели, чтобы книгочей Авенир сумел их уговорить. Вот для них-то он и старается. Разумно… но недостаточно.
Потому что остаются еще на свете упрямцы, чей разум останется закрытым для подобных увещеваний. Упрямцы, которые знают цену словам, жестам, взглядам. Которым слишком хорошо известно, как непригляден бывает лик правды.
Траванкор смотрел на девушек с равнодушием почти оскорбительным для них. Все мысли молодого воина были заняты Рукмини. Где она? Что с ней происходит? О чем она думает — прямо сейчас, в эти самые минуты? Сыта ли она, тепло ли ей? И кто рядом с ней — друг или враг? А может быть, она совсем одинока… Глядит сейчас на звездное небо и думает о своем возлюбленном. Горюет — отчего Траванкор не придет спасать ее.
Наконец пляски закончились, и гости один за другим вышли из сада на площадь перед дворцом, где кипел праздник.
Народ уже заметил правителей и военачальников, окруженных роскошной свитой, и начал сбегаться, чтобы поглазеть па них поближе. Дети скакали вокруг, мужчины рассматривали гостей, пытаясь по лицам угадать: удалось ли достичь понимания или опять владыки разъедутся без толку, и все останется по- прежнему? Слухи о готовящемся вторжении уже достигли жителей Патампура. Нужно было что-то решать, и решать как можно скорее: это понимал любой простолюдин.
— Всадник!
Со стен города донесся громкий крик, и, казалось, его подхватили все разом. Весь город заволновался:
— Всадник!
Всадник вылетел из джунглей, как по волшебству, и помчался по тренировочному нолю прямо к стенам Патампура, нахлестывая коня плеткой. Наперерез ему выскочили воины, схватили лошадь под уздцы. Он не сопротивлялся, ни словом, кажется, не возразил. Просто поехал рядом с ними.
Если это вестник, то какую же новость привез он? Если беглец, примчавшийся сообщить о надвигающейся беде, что наступает ему на пятки… Это предположение лучше пока отринуть. Кто же он, для
