Не разбирая дороги, полетел Светамбар по улицам, а вслед ему летели стрелы и проклятия. Люди разбегались, стражники пытались пускать стрелы вслед беглецам — да какое там!.. Ничто не могло удержать чудесного коня — он как будто не принадлежал земному миру, несся над землей, подхваченный неведомой силой.
Сделав гигантский прыжок, Светамбар легко преодолел последнюю преграду, ров перед стеной, и вырвался на волю. Словно не чувствовал он двойной, тяжести, так радостно было бежать ему. С каждым мгновением беглецы все больше удалялись от Калимегдана: городская стена и башни, ворота, лачуги предместья — все делалось крохотным и скоро совсем исчезло из виду.
В лицо Траванкору летели волосы Рукмини, он прижимался к ним щекой, вдыхая знакомый запах.
За их спиной нарастал конский топот, но в сердцах у обоих влюбленных вдруг воцарился мир. Спокойно им стало. Светамбар бежал без устали, и уверенность животного в своих силах передалась и людям: этот конь не споткнется, не повалится набок от усталости, не поддастся тем, кто пытается настичь его.
Он так и будет лететь над землей, почти не касаясь ее копытами, точно сама великая сила любви окрыляет его.
Преследователи не отставали. В ярости они нещадно нахлестывали своих скакунов, разбивая шкуры коней до крови, но все было тщетно. Расстояние между преследователями и беглецами медленно, но неуклонно увеличивалось.
Один за другим всадники Аурангзеба сдавались и поворачивали назад. Светамбар, повинуясь всаднице, свернул в джунгли и исчез среди деревьев.
И тогда вокруг молодых людей сгустилась тишина. Светамбар как будто тоже понял, что погоня отстала. Побежал медленнее, наслаждаясь спокойным бегом.
Рукмини повернула голову, глянула в лицо Траванкора. Все осталось позади: и плен, и горечь, и тоска. Минуты, которые она переживала сейчас, искупали все испытания. И Траванкор чувствовал то же самое.
Они молчали. Свобода была их достоянием: зеленые заросли вокруг, добрый конь под седлом, гибкое тело возлюбленной под рукой, ее дыхание возле самого его уха… И небо выгнулось над ними, чуть расцвеченное приближающимся закатом. Прохладный ветер прилетал, целовал их лица, шевелил гриву Свегамбара и улетал дальше, торопясь разнести добрую весть.
— Наконец-то я нашел тебя, Рукмини…
Он вздохнул.
— Арилье нашел тебя первым. Боги, во что превратилась его жизнь! — У него защипало глаза, Траванкор едва не плакал. — Я убил его собственной рукой, Рукмини.
— Я видела, Траванкор. Не ты убил его. В его смерти повинны наши враги, и никто больше; что до жизни Арилье, то он подарил ее тебе добровольно. Он знал, что твоя свобода дороже его жизни. Так решила судьба…
— Судьба… Мы выросли вместе, как братья. Неужели судьбе необходимо было забрать у меня брата?
— Я не знаю, Траванкор, — Рукмини улыбнулась. — Каждый из вас сделал свой выбор. Каждый пошел своим путем. Конан рассказывал, что у его народа есть такой обычай: если воины слишком дорожат своим вождем, чтобы рисковать его жизнью в сражении, находится смельчак, который надевает доспех и одежду вождя и принимает на себя все предназначенные ему удары, в то время как сам вождь сражается в одежде обычного воина… Арилье поступил так же.
— Неужели моя жизнь так ценна для Патампура? — Траванкор не хотел верить услышанному.
— Арилье счел, что — да. Не обмани его ожиданий. Будь достоин оказанной тебе чести.
Рукмини встретилась с ним глазами, и вдруг поняла, что они оба плачут.
— Я теперь изуродована, — прошептала она, показывая на свой шрам.
У него сжалось сердце, когда он увидел широкую белую полоску.
— Я даже не заметил этого…
— Я сделала это сама — чтобы вызывать у мужчин отвращение и чтобы им даже в голову не приходило коснуться меня…
Горечь в глазах Траванкора наполнила душу Рукмини состраданием, и она остановила коня.
— Передохнем…
Светамбар с благодарностью принял остановку. Наклонил голову, принялся щипать траву. Ветер касался его гривы, ноздрей, конь фыркал и взмахивал хвостом, отгоняя невидимых насекомых.
Траванкор и Рукмини устроились на вершине высокого холма. Отсюда далеко видно на все стороны. Внизу, отражая разноцветные переливы заката, сверкала лента реки. Покой сходил в усталые души беглецов.
Рукмини поймала на себе взгляд Траванкора и тихо спросила:
— Почему ты так смотришь на меня?
Он улыбнулся:
— Это ты на меня смотришь.
— Я не смотрю.
И она нарочно отвернулась, только глаза скосила.
Он не пошевелился.
— Помнишь, я сказал, что ты пахнешь луной?
Не поворачиваясь, она кивнула.
Он продолжал вполголоса, спокойно, как человек, принявший решение:
— Нет, я не это хотел тогда сказать. Знаешь ли ты — что именно?
Она молчала. Ждала продолжения.
— Я хотел сказать… — Он все-таки запнулся и продолжил с легким усилием: — Я люблю тебя.
Он протянул руку, взял ее за подбородок и осторожно, ласково поцеловал — в первый раз в жизни.
Глава восемнадцатая
Решающая схватка
Аурангзеб не отступился от Патампура. Огромное войско подошло к стенам города вскоре после того, как Траванкор вырвался из когтей дракона и бежал, уводя с собой из плена свою возлюбленную. На сей раз не отстоять защитникам свою крепость! Падет она к ногам Аурангзеба, а вместе с нею падет и последняя надежда на независимость, и вся северная Вендия перейдет в руки владыки Калимегдана. Судьба свершится, повсюду воцарится жестокая религия свирепой Черной Матери.
Траванкор стоял плечом к плечу со своим отцом на крепостной стене, разглядывая непобедимую армию, живое море, затопившее равнину и плоскогорье перед городом. Враги подошли так близко, что могли уже обмениваться насмешками с защитниками крепости: голоса долетали с расстояния полета стрелы.
— Сдавайтесь! — вопили снизу. — Сдавайтесь, несчастные, и мы пощадим ваши жизни!
Траванкор даже не морщился. За эти несколько дней привык к хриплым голосам и не обращал на них внимания. Раджа Авенир относился к угрозам противников куда более болезненно, но и он держался так, словно ему это все было безразлично. В любом случае, сдаваться никто не собирался.
— Я послал гонцов всем, кто мог бы прийти к нам на помощь, — с горечью сказал своему сыну раджа.
Он не стал продолжать. До сих пор не откликнулся никто.
Однако Траванкор не стал в эти часы щадить чувства отца. Дело обороны куда важнее личных переживаний. Требовалось понять: стоит ли надеяться на подмогу или же следует решать дело собственными силами.
И потому Траванкор жестко спросил:
— И где же их войска? Чего стоили все эти переговоры, если все слова улетели в небеса и там
