Лошадку поводили по саду, дав ей успокоить дыхание. Тьянь-По взялся сам чистить ее, называя при том «Верным Облаком» и «Прекрасной из Преданных». Лошадка дергала ушами и косила глазами. По всему было видно, что прозвища ей нравятся.
– Вы, кхитайцы, всегда держитесь так, словно у вас впереди вечность, – сказал Конан. – Ты так и не спросишь, почему я вернулся один?
– Зачем спрашивать о том, что рвется у собеседника с языка? – осведомился Тьянь-По. – Я вижу, ты готов рассказать мне сам, без всяких вопросов.
Конан махнул рукой.
– Оба этих болвана попались колдуну. Теперь он, вероятно, поджаривает их на вертеле. Меня видели его стражники, но я успел удрать.
– Интересно, – сказал Тьянь-По. – Ты не вступил с ним в схватку?
Конан поморщился.
– Мне пришлось бы убить с десяток человек. Кровь и трупы нарушили бы неповторимую гармонию пагоды на горе Размышлений.
Тьянь-По засмеялся.
– Я знаю, что гармония не имеет для тебя никакого значения, Конан! Передо мной можешь не притворяться «великим учителем».
– Ну да, – проворчал Конан, ничуть не смутившись, – я не хотел там никого убивать. Я ненавижу колдунов, ты это знаешь, но этот Тин-Фу не производит впечатления настоящего колдуна. Просто старик, который много знает. Я встречал таких. Вы, умеющие рисовать замысловатые каракули на бумаге, полагаете, будто варвару только того и надобно – размахнуться пошире да срубить кому-нибудь голову…
Тьянь-По отвел глаза. Он не хотел говорить своему другу, что тот, в принципе, угадал.
А Конан продолжал:
– Украсть золотых рыбок, умеющих исполнять желания, – дело по мне. А резать дураков, поскользнувшихся на разлитом масле, – нет уж, уволь. Я не мясник. Это ты обратился не по адресу.
– На масле? – не понял Тьянь-По.
Конан досадливо поморщился.
– Твои доблестные ученики уронили и разбили сосуд с маслом. Все растеклось по полу. Любоваться на битву дураков с дураками, скользящих по маслу, – истинное удовольствие для человека с крепкой душой. Я едва не лопнул со смеху.
– А где ты сам-то находился? – чуть прищурил и без того узкие глаза Тьянь-По.
Конан ничуть не смутился. Недаром он был вором со стажем.
– Поблизости. Я руководил битвой. В результате… мы проиграли. – Он вздохнул. – Я едва унес ноги. Твои ученики в руках старика. Я не оставил бы их там, если бы не был уверен в том, что им не грозит опасность.
Тьянь-По приподнялся. Костяными щипчиками взял с подносика засушенную розочку, осторожно положил ее в чай. Напиток сразу стал испускать новый, тонкий аромат. Конан раздул ноздри, как будто запах неприятно тревожил его.
– Ты уверен, что им не грозит опасность? – переспросил Тьянь-По и отхлебнул чая.
– Да. Я посмотрел на этого Тин-Фу, – сказал Конан. – Цветочки, птички, борода белая… Больше похоже на сказку, чем на страшную историю с убийствами. Он любит загадки, искусство… каллиграфию…
– Каллиграф каллиграфу глаз не выколет, – сказал Тьянь-По задумчиво. – Хотя… как знать! Что ты предлагаешь делать дальше, Конан?
– Попробую подобраться к нашему мудрецу с воздуха, – сказал Конан. – Пока я уносил ноги, у меня в голове появилось несколько свежих мыслей.
– Должно быть, ветром надуло, – сказал Тьянь-По.
В этот момент в сад вбежал человек. Он был весь покрыт потом, халат на его спине потемнел, по лбу катились крупные капли.
– Кто ты? – спросил Тьянь-По, приподнимаясь на подушках.
Конан тревожно коснулся рукояти меча. Хоть они и сидели в саду, окруженные карликовыми деревьями, цветами, крошечными прудами и красиво выложенными камнями, в мире тишины, созерцания и безопасности, с мечом варвар не расставался. Тьянь-По давно привык к этой особенности своего приятеля, и его она не смущала.
Человек, загнанно дыша, уставился на Тьянь-По.
– Я – один из учеников великого учителя Тин-Фу, – объявил он. – Мой господин отправил меня сюда, к учителю Тьянь-По, дабы передать ему послание.
– Ты, должно быть, долго бежал, – сказал Тьянь-По.
– Я был верхом на лошади, но она пала незадолго до рассвета, когда город был уже виден, – признался ученик.
– Ты – скверный ученик, если допустил, чтобы твоя лошадь пала! – сказал Тьянь-По. – Я не желаю разговаривать с подобным ничтожеством!
Человек поклонился и ответил:
– Учителю Тьянь-По и не потребуется разговаривать со мной, ибо я привез письмо от моего учителя.
С этими словами он подал Тьянь-По бумагу.
Тьянь-По развернул послание и прочитал вслух:
– 'Твои ученики – настоящие обезьяны!'
Несколько мгновений он размышлял над прочитанным, а затем отправился в дом и вынес оттуда в сад набор письменных принадлежностей. Расположившись удобнее, он вывел на листке бумаги своим изящным почерком каллиграфа:
«Любая мартышка ближе к состоянию просветления, чем жадный глупец».
Он вручил послание ученику и выпроводил его вон.
Когда тот скрылся из сада, Тьянь-По перевел взгляд на Конана.
– Что ты думаешь обо всем этом? – спросил Тьянь-По.
– Ты ведь прочитал письмо и написал остроумный ответ, – молвил Конан. – Разве ты не понял, о чем написал тебе Тин-Фу?
– Нет, – признался Тьянь-По. – Я ответил ему наугад. А у тебя есть предположения?
Конан медленно покачал головой.
– Никаких, – сказал он. – Разве что одно: Тин-Фу совершенно прав. Твои ученики – сущие обезьяны. Хотя и презабавные ребята. Мне было с ними интересно.
Ни у Тьянь-По, ни у Конана не возникло даже мысли о том, что смысл послания Тин-Фу следует понимать буквально. А между тем это было именно так.
Инь-Тай недолго оставался в неведении относительно своей будущей судьбы. Неожиданно он почувствовал, что веревки, стягивающие его руки, ослабли. Он пошевелился, и это ему удалось. Что за чудеса! Никто не приближался к пленникам, никто не освобождал их от пут. Неужели колдун опоил их каким-то зельем или одурманил чарами и, пока оба находились в забытьи, решил их освободить?
Странно.
