– По-твоему, среди рабов не может оказаться рьяных приверженцев бога? – удивился Муртан, когда Конан поделился с ним своими соображениями.
Киммериец пожал плечами.
– Рабы редко разделяют верования и убеждения своих хозяев. Особенно если эти верования опасны и могут закончиться кровью для тех, кто не имеет возможности уклониться от участия в жертвоприношении.
– Но случается и иначе, – настаивал Муртан. – Разве не встречаются люди, понявшие, в чем состоит их выгода, и начавшие помогать своим хозяевам против собственных же товарищей?
– Встречаются и такие, – не стал возражать Конан, – однако гораздо реже, чем хотелось бы иным хозяевам… Кроме того, предавать своих – небезопасно. Об этом тоже следует помнить.
– Смотрите! – прервала их разговор Сешет. – Там деревня.
– Что я говорил? – заметил Конан (хотя о деревне он не говорил ровным счетом ничего). – Вот мы и нашли деревню. Здесь наверняка живут те, кто повесил сетки на пальмы. Можно будет расспросить их о гиппопотамах. Наверняка они знают об этих существах что-нибудь интересное.
Между тем гиппопотамы добрались до реки и один за другим скрылись в воде. Теперь они шли по речному дну, выставив наружу только торчащие ноздри, уши и глаза. Вода, как казалось издалека, вскипала, взбудораженная мощными телами животных.
Муртан вдруг пошатнулся.
– В глазах чернеет, – объяснил он с виноватой улыбкой. – Я не то устал, не то… Да, кажется, я напуган.
– Во время битвы ты не был напуган, – указал ему Конан.
– Страх догнал меня здесь.
– Хорошо, что это случилось сейчас, когда все уже позади, – рассудил киммериец. – Гораздо хуже, когда человек пугается еще до сражения и бежит от врагов. Такой человек называется трусом.
– А я? – совершенно по-детски спросил Муртан.
Конан пожал плечами.
– Если бы ты не признался в своем запоздалом страхе, то об этом никто бы и не узнал. Наверное, ты не трус.
– Вот еще один талант, о котором я не подозревал.
– Не возгордись, Муртан, раньше времени… Тебя еще ожидают открытия. Стигия – непостижимая страна. Иногда вообще непонятно, как могут здесь жить обыкновенные люди.
Муртан молча кивнул в знак согласия, по продолжить разговор в том же роде не захотел.
С каждым шагом путники все лучше видели деревню. Десяток круглых хижин, покрытых тростником.
– Похожие строят в Черных Королевствах, – отметил Конан. – Очевидно, здешние жители – выходцы оттуда.
– Это подтверждает твое предположение о том, что обитатели деревни – храмовые рабы, – добавил Муртан. – Вряд ли найдутся поселенцы, которые захотят по доброй воле покинуть родные Черные Королевства и перебраться на жительство в Стигию, да еще поближе к храму Сета, пусть и небольшому.
– Ты прав, – сказал Копан. – Однако теперь помолчи. Я бы хотел послушать, что здесь происходит.
Они остановились и замолчали. Потом Галкарис осторожно коснулась руки киммерийца:
– А что здесь такого происходит? Я ничего не слышу.
Конан повернулся к ней и внимательно всмотрелся в ее лицо. Никаких признаков того, что за девушку говорит вселившийся в нее дух. Все то же ясное, открытое лицо, которое так понравилось Конану с первого мгновения его знакомства с Галкарис.
– В том-то и дело, Галкарис, – подтвердил киммериец, – я тоже ничего не слышу. А должен бы. Звяканье посуды, шум голосов, хотя бы звуки шагов… Здесь слишком тихо.
– Наверное, все просто ушли на работы, – предположила девушка.
Конан, не отвечая, покачал головой.
И тут все разом изменилось.
Навстречу пришельцам вышел человек. Он был высоким, смуглым, с правильными чертами лица и странными при такой темной коже большими, прозрачными, голубыми глазами.
На нем была чистая белая туника, ниспадавшая до пят.
– Привет вам, чужеземцы! – произнес он высокопарно и поднял руки в знак дружеских намерений.
Конан остановился и ответил ему кивком головы и взмахом руки.
Прочие спутники киммерийца рассматривали незнакомца во все глаза. Только Сешет опять закуталась в свое покрывало и задрожала, как будто ей стало холодно. Но Сешет вообще вела себя странно, поэтому на ее поведение никто не обратил внимания.
– Меня зовут Апху, – представился рослый незнакомец. – Я рад встретить новых людей в моей деревне.
– Ты хозяин этого поселения? – уточнил киммериец.
– Здесь живем только я и мои слуги, – ответил Апху, радостно улыбаясь. – Могу ли я пригласить вас ко мне, чтобы вы передохнули и вкусили пищу под моим кровом?
Мы с удовольствием принимаем твое приглашение, Апху, – вмешался Муртан, видя, что Конан колеблется. Молодому зингарцу вдруг показалось, что нет ничего более желанного, чем очутиться под крышей одного из этих круглых домиков и выпить прохладной воды из чаши, сделанной из половинки кокосового ореха. А угощение, которое сулил Апху! Наверняка какое-нибудь чудесное местное блюдо, приготовленное из смокв!
Конан посмотрел на Муртана искоса, и в глазах киммерийца Муртан прочитал явное неодобрение. Однако отступать было уже некуда: повернуться спиной и уйти – не лучший выход, когда предложение нанести визит уже принято.
Апху держался просто и приветливо. Казалось, он испытывает искреннее удовольствие, видя у себя в доме гостей. Первым в хижину вошел Муртан, за ним последовал киммериец. Галкарис ввел за руку сам хозяин; что до Сешет, то та наотрез отказалась входить.
Когда Апху попытался настаивать, она повалилась на землю и, лежа лицом вниз, закричала:
– Кто я такая, чтобы сидеть рядом с господами? Я недостойна разделять кров с моей госпожой! Я – никто, я – пыль и прах! Нет, я должна остаться там, где мне самое место, – в пыли и прахе!
Апху понял, что самое разумное было бы оставить ее в покое.
В деревне по-прежнему не было ни души, если не считать самого хозяина и его гостей. Впрочем, никто не задавал никаких вопросов. Конан понимал: рано или поздно эта загадка разрешится. Он не хотел торопить события.
Помалкивал и Муртан. Теперь он почти жалел, что согласился навестить Апху в его доме. То есть самому Муртану было здесь хорошо. Прохлада, вода, сладкие фиги – все как мечталось. Но настороженный вид киммерийца заставлял Муртана нервничать. Муртан привык доверять варварским инстинктам своего спутника.
А Конан явно ощущал здесь нечто нехорошее.
– Я хочу поднять эту чашу, полную чистой, прохладной воды, за доброе здравие моих неожиданных гостей! – произнес Апху.
