По рассказам, демон-убийца слеп. Но слеп он лишь в обыденном смысле слова – у него выжжены зрачки. Что он видит своим демонским зрением? Какие картины открываются ему?
Вид убитых жрецов не слишком впечатлил киммерийца. Ему доводилось наблюдать и более жуткие картины. Он наклонился над мертвецами, рассмотрел раны на их груди и следы зубов на их сердцах. Нечеловеческая сила таилась в пальцах убийцы, который совершал свои преступления только голыми руками.
Конан ушел из храма, сильно разозленный. Из-за отвратительной кровожадной нечисти киммерийцу придется торчать в Кордаве, поскольку все приезжие и все, у кого нашлась хоть малейшая возможность скрыться из города, заполонили все средства передвижения. А Кода, разумеется, будет плакать и страдать, и жаловаться на сырой климат…
Выглядит пустынный гном неважно. Ему действительно лучше бы вернуться туда, где много солнца и песка.
Конан решительно зашагал по улицам. Нападения демона он не боялся. Судя по тому, что мерзавец натворил в храме, демон не испытывает сейчас голода и, следовательно, нападет лишь в том случае, если почувствует угрозу. А выглядел Конан сейчас самым обычным человеком, озабоченным лишь тем, как ему попасть на корабль. Таких людей в Кордаве нынче сотни.
Рынок, о котором говорила Мэйда, представлял собой крытые ряды, где на прилавках были выложены самые разнообразные товары, преимущественно съестное, но также одежда, обувь, оружие и корзины для хранения припасов. Торговцев оказалось совсем немного: вышли лишь самые отчаянные головы, готовые рискнуть жизнью ради наживы. И, поскольку спрос значительно превышал предложение, стоили здесь продукты и платье, даже поношенное, непомерно дорого.
Конан прошелся вдоль рядов, приглядываясь и прицениваясь. На самом деле он ничего покупателе хотел – киммериец высматривал Ахемета. И вскоре его настойчивость была вознаграждена: в темной щели между двумя складскими помещениями мелькнула темная тень. Она жалась к стене и держалась чрезвычайно осторожно – и все же Конан уловил ее движение краем глаза.
Стараясь не спугнуть Ахемета, Конан медленно двинулся в сторону склада. Он задержался у торговца оружием и некоторое время обсуждал с ним достоинства и недостатки кривой туранской сабли, а затем, повинуясь какому-то наитию, киммериец взял эту саблю в руку и пожелал приобрести ее.
Цену за оружие торговец заломил непомерную, и после получаса криков, уходов, возвращений, битья кулаком о прилавок и угроз поджечь склады, сабля перешла в собственность киммерийца за две золотых монеты.
Конан не стал приобретать для нее ножны, посоветовав торговцу на прощание приберечь сей чехол из твердой воловьей кожи для того, чтобы засовывать туда свою жену, и направился дальше к складу.
Тень никуда не исчезла. Она по-прежнему таилась в полумраке, и Конан хорошо видел это. Он сделал еще несколько шагов и неожиданно прыгнул прямо на спрятавшегося в темноте человека.
Ахемет – если только это был он, – не успел ничего предпринять: тяжелый киммериец крепко схватил его за плечи и сдавил у основания шеи. Тот, кого держал Конан, громко захрипел.
Конан сказал, отчетливо выговаривая каждое слово:
– Если ты попробуешь удрать, я догоню тебя и убью.
– Я понял, – прохрипел человек.
Конан убрал руки. Неизвестный остался стоять на месте.
– Это твоя сабля? – спросил киммериец, показывая на только что купленное оружие.
Человек кивнул.
– Я продал ее за пять серебряных…
– Теперь она моя за два золотых, – перебил Конан. – Впрочем, я верну ее тебе бесплатно если ты согласишься помочь мне, туранец.
– Говори! – горячо произнес Ахемет. – Я твой.
Конан беспечно отдал ему саблю и спросил:
– Где ты живешь? Мне хотелось бы побеседовать с тобой без помех…
Ахемет привел своего нового приятеля в настоящую нору, которую туранец прокопал для себя в горах мусора. Воняло здесь чудовищно, однако по-своему Ахемет был прав: никому и в голову не пришло бы разыскивать здесь человека, которому охота скрыться от посторонних глаз.
– Я не приглашаю тебя войти, – сказал Ахемет. – Можно поговорить и здесь. Сюда никто не ходит.
– Их можно понять, – проворчал киммериeц. – Запах ужасный.
Некоторые звери валяются в падали, чтобы отбить свой естественный запах и тем самым сделаться невидимыми для врагов, – заметил туранец.
Он не выглядел сумасшедшим, этот Ахемет. Конан не вполне понимал, с чего это добрые жители Кордавы дружно вообразили, будто туранец лишился рассудка.
– Неглупо придумано, – сказал Конан. – Как ты попал в Кордаву? Говори мне все прямо и без утайки. У меня свои причины, однако я хочу помочь.
– Нас было десять, – начал Ахемет, тоскливо блуждая глазами вокруг себя и избегая встречаться взглядом с Конаном. – Мы служили в доме великого военачальника. Он вырастил нас воинами своей личной стражи. И однажды он призвал нас к себе и объявил, что мы – избранные, что он предназначил нас для подвига, равного которому не совершал ни один человек. В древней книге, так он сообщил нам, он вычитал историю демона Сеййи, покровителя змееногих людей. Сеййи был изгнан из мира, но не погиб, потому что подобные сущности никогда не погибают. Нужно лишь суметь вызвать его. И он рассказал нам, что надо делать. Когда Сеййи войдет в свою полную мощь, он поможет нашему господину обрести власть над всей Хайборией!
Мы были горды тем, что нам доверено такое важное поручение. Мы поскакали в Кордаву, хвастаясь друг перед другом. Мы гадали, каким будет наше будущее после того, как наш господин станет владыкой Хайбории, и каждому из нас это будущее представлялось превосходным.
Мы отыскали подходящего человека и сделали с ним все, что нам было велено. И демон Сеййи явился. Он вселился в тело этого человека, подобно тому, как крестьянин входит в дом, который сам для себя построил. И когда Сеййи очнулся от долгой спячки, он был очень голоден. Он убил всех моих товарищей и съел их сердца, а я видел, как это происходит. Затем Сеййи насытился и заснул. Пока он спал, я бежал…
Я хотел предупредить людей о появлении демона, по меня не слушали. Дети бросались в меня черепками битой посуды и гнилыми плодами, женщины смеялись, а мужчины пытались травить собаками, когда я стучал в ворота их домов и кричал, стоя на улице, о грядущей опасности. Они называли меня сумасшедшим! Но я был неприятный сумасшедший, мне не подавали даже милостыни, и потому, когда закончились мои деньги, я продал саблю.
– Что ж, когда ты получил назад свое оружие, – сказал Конан, – ты можешь снова чувствовать себя полноценным человеком. Поверь, я знаю, каково это – лишиться острой полоски стали, что так чудесно смотрится на поясе.
Ахемет благодарно улыбнулся своему собеседнику.
– Но ты не объяснил мне одного, – продолжал Конан, – почему Сеййи не убил тебя? Ведь ты для него опасен – ты слишком много знаешь…
Это потому, что я очень дурно пахну, – сказал Ахемет. – Нет ничего проще. Сеййи живет в мире осязания и запахов. Он слеп и передвигается, полагаясь на совершенно другие органы чувств, нежели мы, обычные люди. Для того, чтобы эти органы чувств открылись и начали служить своему повелителю, потребовалось ослепить беднягу Каваррубиа… Видишь, я даже узнал имя нашей жертвы!
– Да, на такое способен только очень совестливый убийца, – вставил Конан.
