сдержался и сказал как можно индифферентнее:
— Да я бы с удовольствием, но вот только времени у меня немного — я ведь в увольнении. Мне надо быть обязательно до 12 часов ночи в казарме, как штык.
— Никаких проблем, дорогой Тимофей, я вас не задержу, но так вот, если вы согласны — я попросил бы вас одеться немножечко по-другому, — и он протянул мне пакет с цивильной человеческой одеждой, там лежали хорошие брюки и мягкий свитер.
— А если мне не подойдет? — спросил я.
— Обязательно подойдет — у вас же идеальная стандартная фигура, — заверил меня Олдридж.
Это было несколько необычно — но я не стал задавать лишних вопросов. Как ни странно, одежда мне действительно подошла — и смотрелся я в ней несравненно лучше, чем в гимнастерке. Вот только все портили солдатские ботинки.
Олдридж поймал мой взгляд и извинился еще раз:
— Простите — ботинок у меня нет, размер ноги угадать очень трудно.
— Но к чему весь этот маскарад?
— Понимаете, я живу в дипломатическом доме, и мне нежелательно принимать у себя российских военных. Но в таком виде вы смотритесь просто великолепно, так что давайте поторопимся, мой друг, ведь у вас не так уж много времени.
— Да, — спохватился я, понимая что очень важно не переиграть и угадать верный тон, — а как же насчет гонорара?
— О, я вас не обижу? Скажем, пятьсот долларов вас устроят?
Я недовольно пожал плечами показывая что явно рассчитывал на лучшее.
Он заметил это:
— Ну хорошо, шестьсот.
— Шестьсот пятьдесят, — заявил я, и он кивком дал мне понять, что согласился.
Я решил немедленно смягчить ситуацию и добавил:
— Ну, если так, то я могу и задержаться. Немного — просто заплачу дежурному на КПП — и он сделает вид, что не заметил моего опоздания.
— О, это отличная идея! — воодушевился мой гость, и мы уже вместе вышли из артистической.
Когда мы покидали кафе, меня снова пронзило ощущение чужого внимательно взгляда, казалось, прилипшего к моей спине…
Излишне пояснять, что и в дипломатическом представительстве я был впервые. И надо сказать, оказался сильно разочарован — я ожидал какой-то царской роскоши, даже сам не знаю чего — во всяком случае я думал, что тут будет получше, чем у нашего полковника на даче. А было все как раз очень просто. Квартира, правда, была большой, пятикомнатной, но помещения все были какие-то нежилые. Мебель была словно случайно подобрана где-то на мусорной свалке и кое как второпях распихана по комнатам.
— Не обращайте внимания на некоторый беспорядок, — снова извинился мой новый приятель. Казалось, он не мог прожить и пяти минут не извиняясь, — я в России недавно. Еще не обжился, и потом вы знаете, ведь это же просто общежитие, тут трудно достичь домашнего комфорта. Ну и, кроме того, при переезде в новую страну нам, дипломатам, выделяется 10 тысяч долларов на обустройство, но мы обычно экономим эти деньги и предпочитаем пользоваться тем, что нам достается от прежних владельцев. Так что, — он развел руками, — не обессудьте.
Впрочем, в гостиной, куда он провел меня, было чуть поуютнее — там стоял небольшой диванчик с двумя креслами и журнальный столик. Рядом грелся искусственный камин, и еще хозяин привез с кухни целую стеклянную тележку на колесиках, на которой стояло, как минимум, бутылок двадцать всяких заморских напитков, даже не знаю их названия.
— Вы что будете пить? — поинтересовался он и, заметив мой растерянный вид, с пониманием улыбнулся, — Вы не знаете этих напитков? Не стесняйтесь. Давайте попробуем, скажем, виски «Джони Уокер» с тоником, я надеюсь, вам понравится. Это будет очень по-английски.
Он налил себе и мне по чуть-чуть виски, залил все это огромным количеством тоника и вручив мне эту глупую, с точки зрения русского мужика, смесь, торжественно сказал:
— Ну, за знакомство, кажется так у вас говорят!
— За знакомство, — поддержал его я и, повторяя его действия, чуть-чуть отхлебнул из стакана. Виски с тоником оказался чуть горьковатой крепленой водичкой. Ну да пусть — раз это у них так принято — попробую попривыкнуть и я.
— Ну, Тимофей, — нетерпеливо начал Кевин, — что же ты ждешь, давай, начнем, — с этими словами он подсел ко мне, положив мне руку на колено.
Я чувствовал себя явно не в своей тарелке.
— Да вы знаете, — начал я, — я ведь никогда вот так с незнакомыми ничего такого не делал…
— Да? — недоверчиво протянул он. — А чем же ты занимался в этом клубе?
— Ну, как сказать, — я пожал плечами, — просто мне хотелось испытать — каково это, когда на тебя, голого, смотрит столько глаз.
— Ну и каково это?
— Ну, это, ну, я возбудился, и… — я не окончил фразу.
Кевин положил руку мне на шею и, нежно притянув меня к себе, поцеловал в губы. Другая его рука как бы случайно упала мне между ног — и он начал легонько ласкать меня пальцами.
Мой член мгновенно отреагировал на эту ласку и поднялся, как настоящий солдат. Волна возбуждения пробежала по всему моему телу. Честно говоря, этот Кевин очень волновал меня — он был весь такой холеный, такой элегантный, как с обложки журнала, и от него пахло совершенно невероятным, обалденным одеколоном. По сравнению с потным майором, душившимся «Шипром», это было нечто совершенно особенное. И кроме того — это был новый мужчина в моей жизни — причем не какой-нибудь забулдыга и даже не новый русский — это был иностранец, дипломат, и он находил меня интересным — от этого встал бы член, я думаю, не только у меня.
Почувствовав мое возбуждение, Кевин удовлетворенно похлопал меня по плечу — и вдруг резким движением расстегнул свою ширинку, вытащил оттуда свой вислый и дряблый член и, поставив меня перед собой на колени, засунул мне его в рот.
Я не хочу описывать что было дальше, скажу только одно — хоть он и душился каким-то божественным запахом, но как мужчина он был абсолютно беспомощен, как и мой дорогой майор — и мне пришлось просто отдрючить его в задницу, что, собственно, не вызывало у меня никакого чувства сопротивления. Вот, пожалуй, и все подробности. Едва я уяснил себе положение дел — как меня охватил легкий восторг — уж в этой-то роли трахателя я чувствовал себя вполне уверенно — я с должной яростью исполнил соло — и когда пришла пора расставаться, Кевин долго и нежно целовал меня, спрашивая о том, когда и где мы можем встретиться снова.
Я обнимал его со всей доступной мне силой и говорил, что он такой необыкновенный, что я никогда ничего подобного не испытывал, что я буду умирать без него и что денег, конечно же, не возьму.
Кевин чуть не прослезился и спросил с изумлением:
— Но заплатить дежурному на КПП?
— Да ладно. Это я так деньги из тебя выцыганивал, — по дружески сообщил ему я, — там мой приятель сегодня дежурит — он и так бы мне слова не сказал.
Кевин понимающе засмеялся.
— Спасибо, Тима, мне кажется, я обязательно полюблю тебя — я себя знаю.
У меня закружилась голова от таких слов — шутка ли, мне их еще никто в жизни не говорил! Но усилием воли я заставил себя вырваться из розового плена нежных чувств и заторопился.
— Кевин, — сказал я, — а как быть с одеждой, ведь я же не могу отсюда выйти как солдат.
— О, да, — закивал он головой, — оставь одежду себе, переоденешься где-нибудь в кустах по дороге, а в следующий раз придешь опять в этом же, да, и скажи, какой у тебя размер обуви?
— Сорок два.
— Ну вот, в следующий раз я для тебя что-нибудь приготовлю. А может быть все-таки ты возьмешь деньги?
Я энергично затряс головой показывая, что, мол, нет, никогда, ни в коем случае, ведь тут же любовь,
