смогу пройти все испытания.
Регистратор, с удовольствием глядя на мои накачанные плечи, призывно махал рукой. Но я как-то сразу не решился войти туда. Тем более, что потом, насколько я понимал, мне уже несколько недель не удастся вырваться в город, а я не мог себе представить, что мои отношения с Элен, только начавшиеся, вот так и окончатся, я хотел попрощаться с ней, хотел еще раз увидеть ее милое личико, еще раз услышать ее нежный тонкий голосочек. В конце концов она была единственным человеком на этом свете, с которым я мог поддерживать хоть какую-то связь. Одним словом, я решил попрощаться с Элен и вернуться на сборный пункт.
У меня на бумажке красивым девичьи почерком Элен был записан ее адрес. Я поболтался по парижским улицам приблизительно часа полтора, наслаждаясь видом манящих витрин, глазея на проходящих мимо людей — в конце концов, имел же я право хоть капельку полюбоваться окружающей меня жизнью, прежде чем позволю опять обрить свою недавно отросшую шевелюру. И я уже собирался было поймать такси и сунуть водителю эту бумажку с адресом, чтобы долго не объясняться, как вдруг мне показалось, что за мной кто-то движется.
Когда за тобой следят — это очень странное ощущение. Не каждый может почувствовать этот цепкий чужой взгляд, который следует за тобой по пятам. Не знаю, то ли у меня было какое-то особенное чутье, то ли это просто привычка, выработанная еще в деревне — когда мы с пацанами ходили в лес на охоту — и там я научился тихо и бесшумно преследовать зверя, там я научился безошибочно определять наличие какой- либо опасности за спиной. И вот сейчас вдруг — столько лет спустя! — у меня возникло четкое ощущение опасности. Я хотел немедленно обернуться, но сдержался и, так и не подняв руку, чтобы остановить такси, просто медленно побрел по улице. Ощущение, что меня преследуют, не проходило — оно, наоборот усилилось. Теперь я уже не сомневался — за мной следят.
Расслабленной походкой я брел от одного кафе к другому, по-дурацки заглядывая в выставленные на всеобщее обозрение меню, как завороженный поворачивал голову вслед красоткам, а сам выжидал удобный момент, чтобы оторваться от хвоста. Впереди я увидел какой-то переулок. Медленно, не ускоряя шага я приближался к этому повороту, и метра за три до него я вдруг перешел в настоящий галоп и в два огромных пряжка скрылся за углом, вжавшись в стену. Через мгновенье я увидел двух растерянных парней, заглядывающих в этот самый переулок. Спрятаться я не успел, и наши взгляды встретились. Догадавшись, что я их расшифровал, они стали угрожающе надвигаться на меня. Я, медленно пятясь задом, отступал, пытаясь оценить, каковы мои шансы на успех. Может быть просто рвануть мимо них и выскочить вновь на большую улицу, там будет проще скрыться? Нет, переулок слишком узок, я не смогу миновать их. Может быть, рвануть по переулку? Но кто его знает — куда он выведет? А впрочем — времени на раздумья у меня не оставалось, я чувствовал, что сейчас они перейдут к действиям. И вдруг краем глаза я уловил какое-то странное движение, которое сделал рукой один из наступающих на меня парней — он как бы позвал кого-то, как бы дал сигнал наступать. И я понял, что и за спиной у меня, наверняка, тоже люди, значит, переулок отпадает. Если у меня и есть шанс, то только прорваться через этих двоих, и больше не откладывая я, мягко спружинив, оттолкнулся ногам и or асфальта буквально рванул вперед, как ракета.
Одного из стоявших парней я долбанул головой об стенку, другому успел дать ногой между ног, и думаю, что он согнулся в пополам, но у меня не было времени обернуться, чтобы убедиться в этом — за спиной я слышал топот ног. Выскочив на улицу за 2 секунды я оценил ситуацию — уйти далеко мне бы не удалось. И тут я заметал стоявший на светофоре грузовик, я успел зацепиться за его бампер и еще за какой-то крючок, торчащий из кузова и буквально вжался в его корпус. Машина тронулась, и я уехал вместе с ней на глазах у моих преследователей. Я слышал их отчаянные крики, видел, как они засуетились, мечась взад и вперед, а грузовик уходил все дальше и дальше, но вот от тротуара отделилась какая-то машина и начала преследовать меня.
Грузовик набирал ход, не было никакой возможности соскочить с него — я бы разбился насмерть, а машина с преследователями подбиралась все ближе и ближе, в принципе у меня не осталось никаких шансов оторваться от них. В этот момент грузовик въехал на какой-то здоровый мост. Мы ехали прямо рядом с ограждением, и поскольку я стоял ногами на бампере машины, держась за выступы кузова, то я был как раз на уровне этих перил.
Ну, надо решаться, подумал я, это, пожалуй, единственный реальный шанс спастись — другого может не быть, — подумал я и, набрав полную грудь воздуха, что было сил оттолкнулся от кузова машины и полетел вниз, в воду, которая приближалась ко мне с невероятной скоростью, надвигалась на меня темной холодной массой, я летел ногами вниз и понимал, что если таким образом я войду в эту воду, то, возможно, уже больше никогда не вынырну. Не знаю, каким уж образом мне удалось сгруппироваться и перевернуться, но мое тело острой бритвой разрезало рябистую поверхность Сены, и я камнем пошел на дно. Уже погрузившись в воду, я начал судорожно стягивать с себя кожаную куртку, ставшую в мгновенье ока каким- то каменным, тянущим меня вниз панцирем. Она все не поддавалась. А воздуха в легких оставалось все меньше и меньше — и вот уже когда я совсем почти отчаялся, мне удалось освободиться, и еще одним последним усилием я взмахнул руками, направляя свое тело наверх. Я вынырнул, хлебнув воздуха, и снова ушел под воду.
Плавать я научился в возрасте пяти лет. Я нырял, как утка, вода была моей любимой стихией, мне ничего не стоило проплыть под водой еще и еще, метр метром. Время от времени выныривая, чтобы хлебнуть воздуха, я, может бы только минут через двадцать отважился подплыть к берегу и, оглядевшись как следует, не заметив никого из преследователей я вылез наконец-то на берег.
Весь мокрый, в перемазанной какими-то водорослями рубашке, облепившей тело, я сидел на траве и пытался понять — кто же мог преследовать меня, кто? Неужели полковник сумел разыскать меня здесь? Совершенно очевидно, что это не были официальные органы власти — то это не полиция, и даже не Интерпол. То, как они пытались меня схватить, говорило лишь об их принадлежности к великому племени мафии. Кто это мог быть и зачем? Если полковник — то зачем, в конце концов, я ему нужен? И тут меня осенило: да ведь он, наверное, ищет пленку. Ведь перед моим отлетом из России Володя обещал отправить полковнику пленку с записью нашего с ним разговора. Видимо, копию пленки он уже получил и теперь хотел бы забрать еще и оригинал. Но как он мог выйти на меня? Неужели через поляков? Ну хорошо — предположим даже, что люди Мишки-Китайчика описали меня — но найти меня в Париже? Нет, это было практически невероятно. Но если не полковник, тогда кто?
А тем временем события в Москве разворачивались довольно-таки вяло. Володя действительно сдержал свое слово и отправил полковнику кассету с записью его разговора с Тимофеем. Полковник получил бандероль вечером после работы, когда жена принесла ему с почты небольшой сверточек.
— Гена, — позвала она из коридора, — тебе тут посылочка какая-то пришла, что бы то могло быть?
Жена у полковника была молодая, лет на пятнадцать моложе его и потому, наверное, дура. Ну как можно радоваться неопознанной маленькой посылочке?
Встревоженный полковник выскочил в коридор, схватил посылку и долго сидел над ней, не распаковывая ее, с ужасом думая — не бомба ли, часом? Но там, вроде бы, ничего не тикало, да и вес был ничтожный. Поэтому, соблюдая все меры предосторожности, он все-таки развернул многочисленные слои бумаги и в глубине этого свертка обнаружил кассету. Прослушал ее в наушниках и побелел. Он узнал свой голос. И голос этого пидора. Значит не зря, не зря он побаивался этого тихого говнюка — вот он какую подлянку устроил, записал их разговор на пленку. Ах он старый козел, как он мог так форшмануться с этим мальчишкой…
Полковник побежал на кухню и накапал себе тридцать капель валокордина.
— Гена, что случилось? — обеспокоено спросила жена. Она сидела на кухне, вся в бигудях, с включенным феном, и сушила голову.
— Да пошла ты, сука! — грубо рявкнул полковник и выбежал вон их кухни.
Жена недоуменно пожала плечами и, пробормотав:
— Сам мудак! — продолжала сушить свои кудри.
Полковник схватился было за телефон — позвонить Буряку, но тут же отдернул руку. А что, если и телефон его прослушивается?
С большим трудом он дождался следующего дня, вызвал врача и взял больничный. Потом, соблюдая
