Вспомнились слова: «Человек, без которого не было бы всего». Значит, он для нее тоже что-то значит? Может быть, так же много, как и она для него?
Альберт не смог усидеть на месте, вскочил и зашагал нервно по кабинету. Если так, то… Она не просто так сбежала. Парень. Да, был парень, она испугалась, что все разрушится, вернулась к нему, но, вероятно, все равно все разрушилось, и она стала рисовать. Человек занимается искусством, чтобы выплеснуть то, что переполняет его изнутри. Искусство – это всегда плод внутреннего разлада, Альберт знал это лучше, чем кто-либо другой… Ей нехорошо. Ее что-то гнетет. Она хотела бы быть счастливой, но… Что за «но»? Что ей мешает? Альберт бережно взял в руки акварель. Как частичку ее души. Маленькую видимую частичку.
– Я решусь, Джина, я обязательно решусь. Ты сделала то, о чем мечтала. Ты раскрасила свои сны. Стала рисовать… Пусть же будет так. Я попробую.
Хотелось раскинуть руки-крылья и полететь. В легких словно прибавилось воздуху. Альберт чувствовал, как звенит, натянутая, нить его судьбы. Той, в которую он не верил, но на которую надеялся.
Это был обычный вечер. Джина вернулась с прогулки. В последнее время ей больше нравилось гулять вечерами. Филадельфия уже приготовилась встречать Рождество. Самый главный праздник в году, самый детский, самый счастливый, самый добрый… Повсюду горели гирлянды, магазины заманивали мишурой и пушистыми искусственными елками, в витринах виднелись коробки, завернутые в блестящую бумагу и украшенные пышными бантами, Санта-Клаусы готовились к тяжелым трудовым будням.
Естественно, любоваться всем этим великолепием приятнее было по вечерами.
Джина собиралась закончить сегодня первую картину в акриловых красках.
В ее душе странным образом перемешивались наивный детский восторг, и предвкушение праздника, и загадочное томление, которое требовало своего выражения в красках и формах. Джине на грани яви и сна почудился образ, который она хотела зарисовать, и именно в акриле, потому что им можно передать текстуру поверхности.
Ей привиделась полуосвещенная сокровищница, из разбавленной золотом полутьмы которой выступала странная ваза – черная, матовая, будто бархатная, обвитая небрежно тонкой золотой цепочкой. Джине казалось, что это какой-то важный ключ от двери, до которой она еще не дошла, но обязательно дойдет.
Вдохновение уже почти захлестнуло ее. Но не совсем. Пока еще было не жалко времени и сил, Джина решила проверить почту.
Сайт, сделанный Михаэлем, превратился в какой-то маленький мир. Можно было приглашать туда друзей и заводить новые знакомства, можно было показывать людям свои работы и слышать их мнение. Джина чувствовала, что живет там… Отчасти. Когда не работает.
Первое, что она нашла в своем почтовом ящике, – это было письмо с пометкой «От Альберта Ридли». У Джины потемнело в глазах. Как?!
Как это возможно? Как он ее нашел? Зачем?!!
Волна радости затопила ее. Она понимала, что радоваться еще рано, что, может быть, ее ждет куча гадостей или сухое деловое сообщение… Может быть все! Но то, что Альберт таким образом протянул ей руку и, Джина чувствовала, снова ворвался в ее жизнь, будто не уходил, – это было счастье.
Вот он, недостающий фрагмент мозаики. Вот она, обретенная частичка счастья!
Джина с трудом справилась с собой и открыла письмо.
«
И номер нью-йоркского телефона.
Джина вытерла слезы. Слезы счастья. Неужели и для нее в этом мире есть настоящая любовь? Все-таки – судьба?
Порывисто, словно боясь что-то взвешивать, обдумывать, решать, Джина схватила телефонную трубку и, с трудом попадая пальцами по нужным кнопкам, набрала номер.
– Алло. – Это был его голос, сухой и хрипловатый чуть больше, чем обычно.
Чем обычно… Как странно.
– Добрый вечер. Это…
– Джина?!
– Да. Здравствуй, Альберт.
– Какое счастье!.. – Он задохнулся от восторга.
– Ну я пока не уверена, – улыбнулась Джина. Хотя уже знала, что так оно и есть.
Это было самое счастливое Рождество в их жизни. Точнее первый из всех счастливых праздников…
Джина и Альберт сидели на полу в музыкальной комнате у ее родителей. Позади них высилась гора подарков. Их это не интересовало. Они целовались, забыв обо всем на свете, и вовсе не чувствовали себя школьниками. Джина исхитрилась и выскользнула из его объятий.
– Сколько можно, – рассмеялась она, – давай общаться!
– Давай, – подозрительно легко согласился Альберт и осторожно начал подбираться к ней поближе.
– Подожди, разве тебе не хочется получить свой подарок?
– Хм… Я думаю, я его уже получил.
– Не этот!
– А какой?
Джина вытащила большой и плоский прямоугольный сверток:
– Вот этот.
Альберт взволнованно посмотрел на нее:
– Можно? – Он уже предчувствовал, что найдет там нечто потрясающее и бесценное.
– Конечно.
Это была она, «Бархатная ваза». Джине удалось передать все, что было возможно в веществе.
– Это ты? – спросил Альберт.
– Конечно, рисовала я, – с гордостью сказала Джина.
– Нет… У меня такое чувство, будто это – ты. Неразгаданная тайна бытия.
– У тебя впереди сколько захочешь времени, разгадывай, – улыбнулась Джина.
– Да… – Он все еще не мог отвести взгляда от картины.
– Ты вернешься в театр? – задала она вопрос, который, оказывается, давно болел у нее в груди.
– Да. Наверное, я сделал все, что мог сделать для театра, не имея любви. Но теперь…
– Теперь поцелуй меня, – счастливо улыбнулась Джина.
Она еще не знала, что во внутреннем кармане пиджака у Альберта лежит