никогда не целовалась. Мысль о том, что я могу полюбить кого-то, просто не приходила мне в голову.
Большинство моих одноклассниц уже потеряли невинность, в том числе и Сара. Когда-то я завидовала ее первым любовным приключениям, завидовала, когда мальчишки голодными глазами смотрели на нее. Но сама я ловила на себе лишь беглые равнодушные взгляды. Никто никогда не был влюблен в меня по- настоящему. Да и сама я чувствовала себя неспособной полюбить. Одна мысль об этом приводила меня в ужас, Потому что моя привязанность к Саре, единственное сильное чувство, которое я когда-либо испытывала, превратилась в ужасную, мучительную навязчивую идею.
Я не имела права любить Максима. Не могла допустить, чтобы он страдал. Он уже слишком хорошо знал меня. И, возможно, даже понимал, что я сумасшедшая и то, что обо мне говорят, — не простые сплетни. Но Максим решительно не хотел расставаться со мной, и хотя я отмалчивалась, когда он приставал с расспросами, все равно он хотел знать обо мне все. Утверждал, что умеет читать у меня в душе, что находит меня милой, интересной, — короче, привлекательной. Я молча молила его замолчать.
Я уже причиняла ему боль. Из страха, что наши отношения станут похожими на мои отношения с Сарой, я отказывалась любить его. Наученная горьким опытом, я с ужасом думала о будущем.
И я решила отказаться от Максима. Я перестала ходить с ним в кафе под предлогом, что мои родители категорически против, потому что это мешает учебе, — на самом-то деле им все это было совершенно безразлично. Я отказывалась бывать у Максима дома, хотя мне так нравились его родственники. Я перестала смотреть на него, избегала его взгляда, который неотступно следовал за мной, перестала его слушать, хотя раньше все это доставляло мне огромное удовольствие. А через какое-то время сказала себе, что он больше для меня не существует.
На самом деле я просто хотела уберечь его. Считала, что без меня ему будет гораздо лучше. Я была в этом совершенно уверена.
Одним ноябрьским вечером было так холодно и темно, что я решила доехать до дому на метро. Вышла на станции «Эмиль Золя» и мгновенно окоченела. Уже у самого моего дома кто-то тихонько окликнул меня:
— Шарлен! Постой, нам надо поговорить. Посмотри на меня, пожалуйста.
Я обернулась и увидела возле себя Максима — в круге света от уличного фонаря. Внешне он казался спокойным и пристально смотрел на меня. Его светлые волосы были припорошены снегом.
— Ты следил за мной?
— Да.
— Ты не имел никакого права, оставь меня в покое.
— Я хотел поговорить с тобой.
— Отлично. Говори. Я слушаю.
— На самом деле это ты должна мнекое-что объяснить.
— Что ты имеешь в виду? Я все прекрасно понимала, ноне хотела в этом признаваться.
— Не прикидывайся, Шарлен. Ты избегаешь меня нарочно, я все вижу.
— Ерунда. Я уже объясняла тебе, что мои родители запрещают мне…
Внезапно я остановилась. Сердцемое разрывалось, я должна была бы прогнать его, потребовать, чтобы он навсегда исчезиз моей жизни. Вместо этого я пролепетала:
— Лучше тебе вернуться домой. Я спешу, оставь меня.
— Шарлен, что происходит?
Я сдерживалась изо всех сил, чтобы не сказать ему правду. Он еще ближе придвинулся ко мне. Взял мои руки в свои.
— Хорошо, раз уж ты настаиваешь, буду с тобой откровенна. Мы больше не должны встречаться. Наша дружба принесет тебе одни неприятности. Ты заслуживаешь большего. Ты знаешь, какие слухи обо мне ходят? Так вот, это правда, я действительно пыталась покончить с собой, когда мне было тринадцать. Я непохожа на других, понимаешь. Господи, и зачем только я все это тебе говорю! Уходи и больше ко мне не приближайся. Я тебе не пара, я недостойна тебя. Ты только напрасно теряешь время с такой девушкой, как я. Без меня тебе будет лучше, поверь мне. Ты встретишь другую и будешь счастлив. Прошу тебя, Максим! Я слишком дорожу тобой, чтобы позволить…
— Прекрати!
Я замолкла, так резко Максим меня оборвал. Я даже не поняла, что он почти вплотную подошел ко мне. Я чувствовала на лице его дыхание. Неожиданно я оказалась в его объятиях. Где-то в животе стало очень тревожно, но это был не страх. Я позволила ему поцеловать себя и прижать к себе. Мне стало жарко — он предлагал любовь, до сих пор мне неведомую.
Мы были счастливы, и с каждым днем, с каждым месяцем я осознавала это все острее. Я никогда не переживала ничего подобного. Я становилась нормальным человеком. Такой же девушкой, как все, как те, которых встречала каждый день в лицее. Я перестала быть самой себе противной, я принимала себя, почти любила. И я любила Максима, не лукавя, без единой фальшивой ноты, без всяких оговорок, без истерик, без навязчивых идей, любила попросту, как умеют любить другие.
Любила так, что даже стала забывать Сару. Теперь я не замечала ее. Я перестала прислушиваться к своему внутреннему голосу. Я поверила, что выздоровела навсегда.
Максим обнимал меня уверенно и ласково, я вдыхала запах его свитера, когда мы шли с ним по городу, держась за руки. Находиться рядом с ним, разглядывать его лицо, руки, чувствовать запах его одеколона, видеть контур его губ — из всех этих незначительных деталей складывалось мое счастье. Я научилась смеяться, не опускать глаза, когда он смотрит на меня, слушать, когда он шепчет мне в ухо: «Я тебя люблю!», верить каждому его слову, его обещаниям. Я просто училась жить заново.
Думаю, это и означает — любить! Через какое-то время Максим захотел встретиться с моими родителями. Я не очень понимала, какой в этом смысл. В свою жизнь я их не посвящала и стеснялась представить им своего возлюбленного: они почти ничего о нем не знали, лишь догадывались, что он был для меня, возможно, больше чем обычным приятелем. Но Максим так настаивал, что я в конце концов согласилась.
В тот вечер он пришел к нам обедать. Я открыла ему дверь, он неловко поцеловал меня в щеку, видимо стесняясь моих родителей. Смущенно и неуверенно он протянул моей маме букет голубых цветов, а папе — бутылку веницианского бальзама.
Максим сразу же понравился моим родителям. Его простота, искренность, чувство юмора, жизнерадостность — все то, что нравилось в нем мне, так же быстро покорило и родителей. Наверно, они понимали, что именно благодаря ему я заметно изменилась за последние месяцы. В тот вечер время внезапно остановилось для меня. Они все были здесь: Максим, родители, Бастиан — все, кого я любила и кто любил меня. Мы были все вместе. Я была по-настоящему счастлива.
Кончив обедать, мы с Максимом вышли на улицу, держась за руки. Ночь была пронзительно холодной. Максим говорил мне, что ему очень понравились мои родители, мама показалась очень милой, а отец остроумным. Говорил, что любит меня. Он постоянно повторял мне это. Мы задержались немного в кафе «Армони» — по старой привычке, а потом пошли прямо по пустынной мостовой в полной темноте к его дому. Он предложил мне зайти к нему, я на мгновение заколебалась, но потом поднялась вместе с ним, все так же не выпуская его руки.
В комнате Максима царило странное спокойствие. На улице пошел дождь, до меня долетал его легкий шум. Было темно, и мне не удавалось разглядеть лицо, которое было так близко от моего. Прижавшись к Максиму, я вдыхала запах дождя и его тела; оно безмолвно призывало меня.
Я не стала противиться: его неловкие движения, дрожащие руки не вызывали во мне никакого протеста. Когда наступил решающий момент, я доверчиво отдалась ему, только закрыла глаза, чтобы ни о чемне думать.
— Не бойся. Я люблю тебя. Перед нежностью этих слов отступали все страхи и сомнения. В мое тело медленно проникла острая боль, которая постепенно притупилась. Мы стали чем-то единым, я молчала и только слушала, как громко бьется его сердце.
Потом Максим зажег лампу, закурил. Я лежала, повернувшись к нему спиной, на самом краешке кровати. Мы ничего не сказали друг другу. Но вот он прижался ко мне и спросил, люблю ли я его. Тело Максима было таким горячим, он дышал тяжело, прерывисто.
Он что-то говорил. Но я уже не слушала его. Мной овладела какая-то смутная
