ее языка. Рядом с ним она утратила способность думать.
Колли не двигался. Кто-нибудь другой на месте Лейни мог бы решить, что он недоволен. Но Лейни знала, что с ним происходит. Он смотрит на нее, смотрит со всей своей завораживающей силой. И думает.
Обдумывает только что услышанное.
– Лейни.
Когда Колли произнес ее имя, она уже знала, как он намерен поступить. Опасность сгустилась и стала почти осязаемой.
Она отступила на шаг, потом еще на шаг, но он надвигался на нее.
– Отпусти меня.
Ее обуял внезапный страх. Он не шутил, как, например, Си-Кей. Он не умеет шутить.
Папа был прав: ей нельзя быть с Колли. Один его поцелуй сожжет ее заживо.
Но он добился своего, потому что Лейни, сама не зная каким образом, провела его к кленам, растущим около двери, ведущей в погреб. Она осознала это только тогда, когда ударилась спиной об эту дверь и инстинктивно выпрямилась.
– Хорошо. Начинай. – Она была в отчаянии и потому решила капитулировать. У нее не оставалось выбора. – Но, Колли, это же в первый раз…
Черты его смуглого лица заострились от охватившей его страсти. Его руки – ни у одного мужчины не может быть таких сильных рук – обхватили ее, и ее грудь прижалась к его комбинезону. Его глаза видели только ее рот. И он не говорил ни слова.
Он целовал ее.
Она обвила его руками, и ее пальцы заскользили по его спине.
За нежностью Колли таилась черная бездна, опасность. Нервы Лейни напряглись до предела.
Его губы гладили ее, а рука обхватила ее бедро и прижала его еще сильнее.
Ее нога, обутая в белую теннисную туфлю, ударила по двери погреба, и она очнулась.
Призвав на помощь всю свою волю, она оторвалась от него и выдохнула беззвучно:
– Х-хватит.
Он открыл глаза и выпустил ее так неожиданно, что Лейни оступилась и упала на землю. Подниматься на ноги она не стала, так и осталась сидеть, прислонясь спиной к могучему клену.
Птицы весело звенели в кронах деревьев, а с кухни доносился запах жареной курятины. В «Магнолии» уже готовился ужин.
Мир оставался прежним. Известным и привычным. Но Лейни стала иной. Ей никогда не доводилось бывать там, куда Колли только что перенес ее.
– Ты все испортил. – Она всхлипнула, пытаясь подавить истерику. – Нужно было не так. Ты…
Она умолкла, не в силах найти слова, чтобы описать опустошение, произведенное им в ее душе.
А Колли тяжело дышал, и сердце билось, как безумное. Он не собирался оправдываться.
– Уходи.
Он нерешительно смотрел на нее.
– Лейни, я…
Она отвернулась от него.
Тогда он исполнил ее просьбу. Повернулся на каблуках и бесшумно, как кошка, скрылся среди деревьев.
Он считал, что Джон Торн еще слишком слаб и не встает с постели. Несколькими минутами раньше Колли мог бы заметить Торна, беседующего на крыльце у парадного входа с несколькими мужчинами, но он был тогда слеп и глух ко всему на свете, за исключением Лейни. А теперь Торн спустился с крыльца и остановился футах в двадцати от Колли.
–
Весь мир мгновенно умер. Не было щебета птиц, гула голосов, взрывов смеха.
А Колли шагал вперед, не обращая ни на что внимания.
– Я к тебе обращаюсь, Ролинс. Ты меня слышишь?
Только услышав свою фамилию, Колли осознал, что произошло. Торн застиг его на своей территории.
Он велел себе немедленно успокоиться и с расстановкой ответил:
– Я вас слышу.
– Тебе нечего здесь делать. Если не веришь, спроси своего деда. Какого черта ты ошиваешься возле «Магнолии»?
«Спокойно, – повторил Колли про себя. – Думай».
– Здесь собрался весь город. Я пришел посмотреть.
