– Прекрасно.
– Леди появилась вовремя?
– Как по расписанию.
Бейзил следил за Реми Дюваль несколько дней и обнаружил, что она никогда не остается одна. Либо она дома – и потому совершенно недоступна, либо ее сопровождает муж или телохранитель. Она никогда и нигде не появляется без сопровождения. Единственное место, где она остается одна, – это церковь.
– Церковь? – ошарашенно переспросил он, когда Руби Бушеро рассказала ему, где она встречает миссис Дюваль.
Мадам оскорбление подняла бровь.
– Что вас так удивляет, мистер Бейзил? Что в церковь ходит миссис Дюваль или что туда хожу я?
– Я никого не хотел оскорбить, – смущенно пробормотал Берк. – Просто…
– Достаточно. – Мадам подняла руку, давая понять, что ее не обидело его изумление. – Я изредка вижу Реми Дюваль в церкви. Я никогда с ней не заговариваю. И никто этого не делает. Она туда ходит не покрасоваться. Она очень набожна и всегда одной из первых приходит на исповедь.
Берк несколько дней подряд следил за женой Дюваля и убедился в точности сведений, полученных от Руби Бушеро.
Прекрасно, решил он.
Если хочешь узнать что-то о человеке, нет ничего лучше, чем выслушать его исповедь. Она тоже принимает наркотики, как ее мать, Анджела? Или она расскажет о любовной связи с Бардо? В каких мерзких грехах признается она священнику? Это будет очень полезно узнать тому, кто собирается уничтожить ее мужа.
Словом, Берк твердо решил занять место священника в исповедальне, когда Реми Дюваль придет на исповедь. План был несколько подловатым, но блестящим. За исключением двух моментов: как задержать на время настоящего священника и как вести себя, чтобы она не догадалась о подмене.
В последний раз Бейзил был на исповеди на следующий день после похорон матери, да и то лишь в дань ее памяти. Он слегка подзабыл процедуру, хотя, конечно, тот, кто воспитан в католической семье, не сможет забыть все окончательно. Но даже если бы ему удалось сносно изобразить священника, оставалась проблема с настоящим.
Вот тут Берк и вспомнил о Грегори Джеймсе, который когда-то учился и на священника, и на актера.
– Ты все говорил правильно? – спросил его Грегори.
– Ты меня крепко натаскал, – ответил Берк, ругнулся на медлительного водителя и обогнал его. – Я все говорил правильно.
– Она не догадалась?
Ее голос дрожал от слез, такое искреннее раскаяние невозможно было изобразить.
– Она не догадалась.
– Хорошо, что она не видела твою ухмыляющуюся физиономию. На священника ты все же мало похож.
– Она не видела, так что успокойся.
– Я спокоен. Это с тебя пот льет градом, и машину ты ведешь как псих.
Грегори откинулся на сиденье, улыбнулся. Постучал пальцами по колену в такт какой-то мелодии.
– Я свою роль исполнил великолепно. Отвлекал священника, как ты велел. Я сказал ему, что разыскиваю отца Кевина, с которым вместе учился в семинарии. Естественно, он о нем никогда не слышал. «Вы уверены? – спросил я. – Его мать мне сообщила, что он приписан к церкви святого Михаила в Нью- Орлеане». Изобразил акцент, которому меня учили на уроках фонетики в Нью-Йорке, – пояснил он Берку. – Священник сказал, что наверняка отца Кевина хорошо знают в церкви святого Михаила, но здесь-то церковь святого Матфея.
Мы посмеялись. Я сказал, что, видимо, таксист перепутал церкви. «Или святых», – ответил отец. И мы еще посмеялись. Чтобы его задержать подольше, я поинтересовался: родился ли он сам в Нью-Орлеане. Он ответил, что живет тут десять лет. Но знает здесь все хорошие рестораны. Не то чтобы он может себе позволить туда ходить, поспешил добавить святой отец, но многие его прихожане – люди весьма щедрые и часто его приглашают. Слово за слово, так мы убили добрых десять минут. Как оказалось, достаточно?
– Вполне. А теперь не мог бы ты заткнуться?
Ему не хотелось болтать с Грегори. Хотелось поразмыслить о минутах, проведенных в исповедальне рядом с Реми Дюваль. Они находились так близко, что он ощущал запах ее духов, слышал ее тихие всхлипывания, когда она рассказывала ему о грехе, который поставил Берка в совершеннейший тупик.
Наркотики, пьянство, измена – ничто бы его не удивило. Но она винила себя в выкидыше. Этого он никак не ожидал и был крайне озадачен.
И все же он должен воспользоваться этим в своих целях. Ее духи чертовски кружат голову, и Берк от души порадовался, что не принял обет целомудрия; однако полицейский остается полицейским: голова Берка уже работала в другом направлении, он прикидывал, как использовать полученную информацию. В порыве вдохновения (отнюдь не божественного) созрела идея, как может ее грех помочь общему плану.
Но Берка его великолепная идея почему-то не радовала.
Он бы очень хотел забыть о том, что она потеряла ребенка. Это делало ее более человечной.
Он бы очень хотел забыть о том, что коснулся ее рук через решетку. Это делало более человечным его.
