Индейцы без крайней нужды не трогали желтый металл, который белые люди называют «золото». Золото у индейцев считается священным, потому что оно одного цвета с солнцем, а солнце, в свою очередь, символ Уссена — творца мира. Уссен — отец, земля — мать, а звезды — их дети. Религия апачей была, в сущности, очень простой.
Так думала Жоли, лежа рядом с Серым Призраком и прислушиваясь к шорохам ночи.
— Жордан! — прошептала она через какое-то время и дотронулась до Джордана рукой. — Ты спишь?
— Спал, — недовольно проворчал тот, — а ты разбудила. Чего тебе еще надо?
— Жордан, интересно, что ты собираешься сделать со своим золотом?
— Тебе-то что? — огрызнулся он.
— Я должна знать… прежде чем помогать тебе, — настаивала Жоли.
— Мы, кажется, уже обо всем договорились? — спросил Джордан.
— Да.
— Тогда какое тебе дело? Спроси у Эймоса или Гриффина, если они соизволят рассказать тебе, — недовольным тоном добавил он.
— Ты сердишься на меня, Жордан?
— Да не сержусь я! — вспылил Джордан. — Я спать хочу! Завтра поговорим!
Помолчав с минуту, Жоли кивнула:
— Oui, завтра так завтра. Bonne nuit.
— Это означает, надо понимать, «спокойной ночи»? — Джордан натянул одеяло на голову. — Жаль, что не «до свидания»!
Жоли улыбнулась. Несмотря на резкость Джордана, что-то в его голосе подсказывало ей, что на самом деле он сердится только по привычке.
Глава 8
Восседая по-турецки на горке из смятых одеял, Жоли смотрела на Эймоса, примостившегося на корточках у костра и переворачивавшего на сковороде ломтик свинины ножом, скорее напоминающим боевой, чем кухонный. От ароматного запаха жареного мяса у Жоли потекли слюнки.
— Это для меня? — спросила она.
— Для вас, мисс Жоли. — Широкое лицо негра расплылось в улыбке. — Остальные, похоже, не хотят. — Эймос снова перевернул ломтик ножом. — Неплохой кусочек, правда?
— Oui.
— Послушай, — проворчал он, — что это у тебя все за словечки? «Ви», «мои ду» и еще это… как его… «сэк рэй блю»?
Жоли пожала плечами:
— Это язык, на котором разговаривал мой отец. Он родился далеко отсюда, за большой водой. Он учил меня говорить так.
— Понятно… — пробормотал Эймос, хотя на самом деле мало что понял.
— А откуда ты знаешь английский? — спросил Гриффин. — И еще испанский?
Жоли улыбнулась. Ей нравился этот парнишка, несмотря на то что был на несколько лет моложе ее и во время похищения вел себя довольно грубо. Впрочем, они квиты — она тогда сама чуть глаза ему не выцарапала. С тех пор Гриффин обращался с ней вежливо.
— Когда я была маленькой, — начала рассказывать Жоли, — мы с отцом жили в горах почти одни. Рядом с нами жила одна семья, и в ней была девочка, моя ровесница. Мы часто с ней играли, я учила ее французскому и немножко языку апачей, а она меня — английскому. — Жоли грустно улыбнулась, вспомнив Сару Берриман и то, как ее родители, узнав, что подруга их дочери наполовину индианка, запретили той даже разговаривать с ней. И дружбе девочек пришел конец. Жоли не стала рассказывать об этом Эймосу и Гриффину — ей не хотелось бередить до сих пор саднившую рану, хотя прошло уже много лет.
— А испанский ты откуда знаешь? — не отставал со своими вопросами Гриффин. — Я всю жизнь прожил в Техасе, но по-испански знаю разве что пару слов!
— Апачи, как правило, знают испанский. К тому же Викторио, в сущности, был и не апачи, а мексиканец.
— Подожди, — перебил девушку Джордан. — Ты хочешь сказать, что великий вождь апачей на самом деле был мексиканцем?
— Нет, — Жоли недоуменно посмотрела на него, — не хочу.
— Еще бы, — фыркнул Джордан, — кто тебе поверит?
— Уже не хочу, — терпеливо объяснила она. — Зачем мне хотеть это сказать, если я уже сказала?
Джордан поморщился — похоже, эта девчонка в самом деле за идиота его держит! Подойдя к бурлившему на костре котелку, он налил себе кофе в кружку.
— Это правда! — обиженно проговорила Жоли. — В детстве он жил в Чихуахуа, на ранчо, и его украли индейцы. Викторио жил среди них, перенял их обычаи, стал молиться их богам, а когда вырос, индейцы сделали его своим вождем. Викторио был великий вождь, может быть, самый великий из всех, отличный воин…
— Да я не спорю, — пробурчал Джордан. — Просто трудно поверить, что мексиканский мальчик стал в конце концов индейским вождем.
— Почему бы и нет? — улыбнулся Эймос. — Да взять хотя бы Вашингтон — кто из тамошних политиков урожденный американец? Да и сам город, если уж на то пошло, назван в честь человека, родившегося в Англии. Почему бы и Викторио не быть мексиканцем или даже, скажем, французом?
Эймос протянул Жоли ее тарелку. Улыбнувшись негру, девушка присела на корточки, поставив тарелку на колени, и стала есть мясо, изредка поглядывая на Джордана. Брови его были насуплены, глаза сердито сузились, но это все равно не портило его привлекательного лица.
Джордана по-прежнему бесило это взбалмошное создание, по-детски воспринимавшее их поход за золотом как увлекательное приключение. Он уже начал жалеть, что вчера так легкомысленно согласился терпеть присутствие этой девчонки.
Больше всего Джордана бесили голые ноги Жоли. Надо бы справить этой красотке что-нибудь поприличнее, чем это кургузое платье, едва прикрывающее бедра. Джордан вдруг резко поднялся.
— Гриффин, — сурово проговорил он, — у тебя, кажется, были с собой запасные брюки? Отдай их Жоли, чтобы не сверкала тут голыми ляжками! Если они будут ей велики, пусть подвяжет веревочкой.
Все трое недоуменно посмотрели на Джордана, но ему было все равно. Поставив пустую чашку на землю, он отошел от костра, не обращая внимания на тучей накинувшихся на него комаров.
Повисла напряженная тишина.
— Кажется, — проговорил наконец Гриффин, — у меня действительно были с собой лишние штаны.
Жоли недоуменно оглядела себя и спросила:
— С моими ногами… что-то не так?
— Ножки у тебя что надо, девочка! — восхищенно воскликнул Эймос.
Щеки девушки — правда, всего на мгновение — вспыхнули смущенным румянцем.
— Я это знаю, — проговорила она, — я просто… спросила.
Порывшись в своей сумке, Гриффин извлек из нее пару голубых холщовых брюк — точно таких же, какие были на нем.
— Вот, — с гордостью произнес он, — от самого Леви Страуса! Видите, — он провел рукой по швам, — двойная строчка! Папаша отвалил за них кучу денег, но они стоят того.
— Хорошо, я буду носить их бережно, если их сшил твой друг, — пообещала Жоли.
Гриффин открыл было рот, чтобы объяснить, кто такой Леви Страус, но передумал — объяснять это Жоли пришлось бы слишком долго.
— Отвернитесь, — попросила девушка мужчин и, повертев брюки в руках, вздохнула. Облачиться в мужскую одежду отважилась бы не каждая француженка, не говоря уже о женщине-апачи. Индианки носили в основном просторные блузки и длинные юбки. Слава Богу, что в мужском одеянии, кроме этих троих, Жоли никто не увидит. Отец бы уж точно пришел в ужас…
Гриффин был выше Жоли, но уже в бедрах. Брюки так сильно обтянули зад Жоли, что, казалось, вот- вот лопнут. Штанины же были длинны, и девушка подвернула их. Критически оглядев себя, она завязала
