Место было найдено. Но родник иссяк — ни капли… Отряд решил двигаться на север, в каньон Мемтрилло — уж там-то воды вдоволь…
В шесть вечера, совершенно изможденные, солдаты подошли наконец к каньону Мемтрилло. Но злой рок, похоже, преследовал их весь этот день. На дне каньона, притаившись, отряд ждали индейцы…
Спуститься в низину Хембрилло можно было лишь одним путем — с запада, по ущелью длиной в три мили, такому узкому, что идти приходилось по одному, В некоторых местах лошади едва протискивались между скал.
Наконец все преграды были позади. В низине, рядом с живительным родником, раскинулась небольшая тенистая рощица. Именно здесь отряд решил расположиться на ночь. Все устали до крайней степени и едва держались на ногах, однако просто повалиться спать на голую землю было небезопасно, потому решили из больших камней построить некое подобие укрепления.
Работа продолжалась полночи, затем все улеглись отдыхать, но Эймос Уэтерби, поднявшись на небольшой холмик, до рассвета осматривал окрестность. К утру туман постепенно рассеялся и взгляду открылась величественная картина — долина, окруженная пиками неприступных скал и причудливо изрезанная оврагами.
Кто-то вдруг тронул Эймоса за рукав, и негр обернулся. У человека, стоявшего рядом, был взволнованный вид.
— Мне припоминается, — неуверенно проговорил подошедший, — что когда-то я уже был в этих краях и именно здесь был лагерь Викторио…
— Лагерь Викторио? — эхом отозвался Эймос и уже в следующее мгновение буквально кубарем скатился с пригорки — надо как можно скорее предупредить капитана… Но было уже поздно — в одно мгновение тишина вокруг и взорвалась от ружейных выстрелов, громовым раскатом отзывавшихся в горах.
Лежа в засаде с винтовкой, Эймос пристальным, немигающим взглядом смотрел на, казалось бы, ничем не примечательную скалу напротив. Ночной мрак медленно рассеивался, и на скале проступало какое-то изображение…
— Смотри! — Эймос толкнул вдруг в бок капрала Вашингтона, лежавшего рядом. — Видишь рисунок?
Огромный, почти в десять футов высотой, индеец во главе отряда воинов, которые были поменьше ростом, шел и атаку на караван фургонов. Между воинами и караваном вырисовывалась странная фигура, словно окруженная аурой спета. При всей своей примитивности наскальный рисунок был поразительно красив.
— Ты с ума сошел! — фыркнул Вашингтон. — Мы окружены индейцами, они, поди, мечтают о наших скальпах — я не уверен, что наши у них ценятся дешевле, чем скальпы белых. — Капрал провел рукой по своим кудрявым, коротки стриженным полосам. — А ты не придумал ничего лучшего, кик пялиться на какую-то индейскую мазню… Извини, лейтенант, — пробормотал Вашингтон через минуту — до него лишь сейчас дошло, что разговаривать в таком тоне со старшим по званию непозволительно.
Эймос промолчал, лишь слегка скривив рот. Не то чтобы он боялся смерти меньше Вашингтона — в конце концов, он такой же человек, из плоти и крови, как и всякий другой, — но раз делать пока все равно нечего, то почему бы не полюбоваться чем-то более симпатичным, чем тучи оводов над головой. День еще только начинался, а от этих надоедливых и зловредных тварей уже не было никакого спасения.
— Ты предлагаешь заняться чем-нибудь другим? — спросил он капрала. — И чем же, скажи на милость? Палить со скуки по этим скалам? Не лучше ли приберечь патроны для индейцев?
Эймос принялся снова разглядывать рисунок — и вдруг обнаружил, что он был нанесен прямо поверх другого, более древнего, который изображал две схематичные, «палочные», человеческие фигуры в юбках в окружении таких же фигур меньшего размера, солнечных и лунных знаков, змей и геометрического орнамента, — похожие мотивы Эймос видел на утвари апачей, когда ему случалось бывать в заброшенных индейских деревнях. Было и еще одно изображение, едва различимое… Эймос напряг зрение. Кажется, это похоже на извергающийся вулкан…
— Все пялишься на эту мазню? — проворчал Вашингтон. — И что же ты надеешься в ней высмотреть? Уж не думаешь ли ты, что это карта, которая поможет нам выбраться отсюда?
Эймос ничего не ответил и погрузился в задумчивость. Предположение напарника, хотя и высказанное с иронией, могло оказаться не лишенным смысла. Может быть, рисунок и впрямь является неким подобием карты? Если, скажем, светящаяся фигура в центре — низина, а исходящие от нее лучи — выводящие из низины ущелья? Впрочем, вероятно, это всего лишь плод его разыгравшегося воображения, попытка найти решение в безнадежной ситуации.
Индейцы наконец были отброшены в горы, но никто не знал, насколько далеко. Лейтенант Уэтерби был в числе троих посланных для прочесывания окрестностей через три дня после атаки.
Лошадь Эймоса медленно пробиралась едва приметной тропой, петлявшей между камнями по выжженной траве.
Ни ветерка, ни облачка… Небо и земля казались раскаленными, словно две гигантских сковороды. Сам воздух словно плавился от нестерпимой жары. Оводы словно ошалели от зноя и жалили нестерпимо больно, и Эймос был весь в укусах. Сняв шейный платок, он вытер пот, градом катившийся со лба, и, приметив плоский камень, решил присесть отдохнуть.
Эймос сидел на камне, глядя на островерхую скалу, темной иглой уходящую в синее небо. Вокруг — ни звука, лишь время от времени позвякивала сбруя коня, пытавшегося выискать себе корм среди чахлой растительности.
— Черт побери! — ругнулся Эймос лишь для того, чтобы хоть как-то нарушить действовавшую ему на нервы тишину. В горле пересохло, и язык ворочался с трудом.
Никак не отреагировав на слова хозяина, лишь лениво прядая ушами, мустанг продолжал меланхолично жевать пучок сухой травы. Вдруг животное в испуге отпрянуло назад: прямо перед его мордой, взявшись непонятно откуда, пролетело нечто черное.
— Вот тебе раз! — воскликнул Эймос, едва успев отмахнуться от маленькой летучей мыши.
Сойдя с камня, он с любопытством посмотрел туда, откуда она вылетела, и с удивлением обнаружил в земле дыру такого размера, что в нее мог бы без труда пролезть человек.
«Черт побери, — ругнулся про себя лейтенант, — а что, если и в самом доле сличать туда?»
Джордан Синклер поморщился от боли, когда полковой врач начал снимать бинты с его головы.
— Быстро же ты выздоравливаешь, приятель, — удовлетворенно констатировал доктор Перкинс. — Просто удивляюсь! Особенно если учесть, что в эти дни ты не лежал спокойно, а трясся в седле вместе со всеми!
— Ничего удивительного — в седле-то я как раз чувствую себя лучше всего! — усмехнулся Джордан. — По-твоему, было бы лучше, если бы я остался валяться в той пещере, ожидая, когда меня найдут?
— Тебе повезло, капитан, что ты набрел на нас, — мог бы и на Викторио с его бандой…
— Да, я вообще везунчик! — Джордан снова поморщился, но на этот раз не от болезненных прикосновений к ране. В его памяти опять всплыла равнина, усеянная мертвыми телами товарищей… Похоже, эти видения еще долго будут преследовать его…
— Ну и куда ты теперь, после того как выздоровеешь? — поинтересовался Перкинс. — Снова в армию?
— Скорее всего. Или, может, стану штабным писарем — мне когда-то предлагали эту работу…
— Мне кажется, — усмехнулся доктор, — бумажная работа не по тебе, ты не из тех, кто протирает штаны, сидя на одном месте.
Джордан посмотрел на врача. Выражение его небесно-голубых глаз было серьезным.
— Ты прав, — согласно кивнул Джордан. — Бумажная работа действительно не по мне. Но скажу тебе честно: охотиться за привидениями мне тоже не нравится.
— Охотиться за привидениями? — переспросил Перкинс, протирая спиртом уже почти зажившую рану. — Что ты имеешь в виду?
— Что? Да то, чем вы, ребята, занимаетесь — чем, по сути, занимается вся наша доблестная армия! Наши командиры не слушают советов разведчиков, мы не соблюдаем своих же договоренностей с индейцами — на что мы, в конце концов, надеемся? На чудо? Неужели те идиоты, что послали меня с пятьюдесятью людьми против двух сотен дикарей, всерьез надеялись, что я смогу их одолеть? — Голос
