были в этих чертовых пещерах, наш друг, оказывается, даром времени не терял — успел-таки набить его слитками и драгоценностями… Надеюсь, Эймос не откажется поделиться добычей со мной и Гриффином — как-никак мы напарники… Богачами это, может быть, нас и не сделает, но моей доли вполне хватит на то, чтобы купить приличное ранчо где-нибудь здесь, в горах. Может быть, на пару с Эймосом — хотя, конечно, это его дело, как распорядиться своей долей. А нет, так один, то есть, — поправился Джордан, — разумеется, с тобой. Много ли, в конце концов, человеку нужно для счастья? — Он хитро подмигнул Жоли. — A,
— В Европу? — подсказал Джордан.
—
— Съездим, почему бы и нет? Ты поедешь со мной?
Джордан снова обнял Жоли и прижал к себе. И в Европу, и в Мексику они обязательно съездят — но, похоже, на какое-то время все поездки придется отложить. Джордан еще не знал, что под сердцем у Жоли уже бьется новая жизнь. Весной этот человечек появится на свет. Жоли почему-то казалось, что это непременно должен быть мальчик — с голубыми, словно небо, глазами и черными, как у матери, волосами. Когда он вырастет, то будет большим и сильным, как его отец… Потом он встретит свою девушку, полюбит ее, и у них появятся дети, и все повторится сначала. Так было тысячелетия назад, так будет и еще через тысячи лет… Так было и есть у апачей, так было и есть у белых людей. Может быть, когда-нибудь апачи и белые поймут, что они не враги друг другу, и станут наконец жить в мире…
Так думала Жоли, и ей хотелось плакать от счастья.
— Жордан, — тихо позвала она. — Я должна тебе кое-что сказать.
Эпилог
Тополя, высившиеся вокруг аккуратного деревянного домика, надежно защищали его от ветров. От дома, петляя, тянулась узкая дорожка, уводившая в бескрайние поля.
При беглом взгляде в этой картине не было ничего необычного. Но присмотревшись, можно было увидеть, что недалеко от домика стоит некое строение, странным образом напоминающее индейский вигвам. Впрочем, это и был самый настоящий вигвам — и принадлежал он хозяйке имения.
— Она часто там отдыхает? — спросил Гриффин, глядя на вигвам с крыльца дома.
— Только когда в доме становится слишком жарко, — ответил Джордан. — Тогда Жоли уходит в вигвам, чтобы побыть одной. Но подолгу она там не сидит, так что я не возражаю.
— А маленький Джонни не возражает, когда мама оставляет его одного? — Широкое лицо Эймоса озарилось улыбкой.
Джордан собрался было ответить, но тут чей-то громовый голос произнес:
— Маленький Джон Анри отнюдь не возражает, monsier! Когда maman нет рядом, он может играть со
Эймос обернулся. Сидя, на руках у огромного, словно гора, Анри Ла Флера, малыш казался совсем крохотным.
«Ничего, — подумал негр, — дайте только срок — увидите, как мы обгоним и папу, и дедушку!»
— Не правда ли, — лицо великана светилось счастливой улыбкой, — мой внук — вылитый
— Вообще-то я нахожу, что он больше похож на нас, Синклеров, и в первую очередь на моего дядю Джордана! — хитро прищурившись, ответил Гриффин.
— Да, глаза у него от отца, — согласился Эймос. — А вот волосы и комплекция — от матери.
— От отца у него не только глаза, но и ум! — добавила Жоли, появляясь в дверях.
Джордан встал ей навстречу и помог сесть в кресло-качалку.
— Что ты на меня так смотришь? — спросила Жоли у Эймоса и улыбнулась. — Никогда не видел беременной женщины?
— Разумеется, видел, — ответил негр. — Но чтобы с таким большим животом — признаюсь, нечасто.
— Должно быть, снова мальчик! — заключил Джордан.
— Non! — прогремел Анри. — На этот раз должна быть petite fille — такая же очаровательная, как maman!
— Не хочу я сестру! — надул губки малыш. — Я хочу пони!
— А вдруг у нее там и вправду пони? — сострил Гриффин. — Живот и вправду что-то уж очень велик!
— Не говори ерунды! — одернул его Джордан, хотя на самом деле немудреная шутка племянника рассмешила и его. — Расскажи лучше, как дела в колледже?
— Отлично! — Симпатичное лицо Гриффина светилось гордостью. — Учусь на адвоката, перешел на второй курс…
— Я всегда говорил, что этот парень далеко пойдет! — торжествующе воскликнул Эймос. — Не удивлюсь, если в один прекрасный день ты станешь губернатором нашего штата!
— Как знать, может быть, мне суждено стать и президентом! — ответил Гриффин и важно надул щеки.
— Не зарывайся, приятель! — осадил его негр. — Для начала хотя бы стань толковым адвокатом.
— А как Далия? — спросил Джордан, имея в виду жену Эймоса. — Я-то думал, она приедет с тобой!
— На последнем месяце? Извини, Джордан, но согласись, что путешествовать ей сейчас сложновато, к тому же если учесть, что живот у нее, пожалуй, еще больше, чем у твоей Жоли.
— Не иначе родится парень, — заключил Джордан.
— Как знать, — вставил Гриффин, — даст Бог, и двойня!
— Надеюсь, Эймос, у тебя с тех пор больше не было проблем? — спросил Джордан, имея в виду недавний инцидент — с ранчо Эймоса угнали коров.
Негр согласно кивнул:
— С тех пор как Нана и Джеронимо поймали в Мексике и посадили в тюрьму во Флориде — слава Богу, нет. Впрочем, — добавил он с ноткой грусти в голосе, — порой мне жалко, что все так кончилось. По-своему я даже уважал этих смелых, отчаянных людей…
— Насколько мне известно, — вставил Гриффин, — Джеронимо бежал из тюрьмы, на радостях напился и решил не сдаваться белым…
— Совершенно верно, — подтвердил Джордан. — Тогда белые решили простить его и заключить с ним перемирие. Пообещали ему золотые горы — разумеется, в результате он так ничего и не получил… Я иногда думаю, — Джордан вдруг посерьезнел, — чего, собственно, мы добились своей войной с апачами? Вырезали подчистую целую нацию! И мне, каюсь, тоже пришлось приложить к этому руку…
—
Джордан пристально посмотрел на жену и раздумчиво произнес:
— Да, ты, конечно, права.
Затем он перевел взгляд на своего сына — мальчика с голубыми глазами, смуглой кожей и черными как смоль волосами — и снова подумал, что Жоли, конечно, права. Апачи смогли пережить испанцев, французов, другие индейские племена… Такой народ никогда не погибнет! И даст Бог, когда-нибудь бессмысленная ненависть и вражда между людьми разного цвета кожи уступят наконец место дружбе и взаимному уважению — такому, какому сумела научить его Жоли. Да, и у индейцев, и у белых много грехов, но ненависть всегда бесплодна. Двигать жизнь вперед способна только любовь.
Джордан понял это, а поняв, стал счастливейшим из людей.
Сумерки постепенно сгущались, и небо становилось все темнее.
— Смотри, Жоли, — воскликнул Джордан, указывая рукой на небо, — первая звезда! Помнишь, однажды я сказал тебе, что, заметив первую звезду, можно загадывать желание?
