– Ты не врешь?
– Богом клянусь! Звездочка садится на корточки, а осветитель направляет прожектор прямо туда…
– Вот черт!
– А брюнетку зовут Мария Катарина.
– Странное имя для стриптизёрши!
– Вовсе нет. Она выходит на подиум в одежде монашки. Сначала она раздевается под музыку, а потом берет четки и начинает…
– Молчи, ничего не говори! – перебил Тодд. – Я хочу увидеть это своими собственными глазами! – Брюнетка лежала лицом вниз на своем банном полотенце, и Тодд причмокнул губами. – Ты только посмотри на эту попку!
– Я уже видел, – усмехнулся Рурк. – Похожа на «валентинку», верно? Откровенно говоря, я к ней неравнодушен. Кстати говоря, из всех троих Мария Катарина самая общительная.
– Они загорают здесь каждый день?
– Да, кроме воскресений. В субботу вечером они работают, а по воскресеньям отсыпаются.
Эмбер тем временем закупорила флакончик с маслом и, снова вытянувшись на матрасе, широко развела ноги, чтобы солнечные лучи попадали на внутреннюю поверхность бедер.
– Вот это да!.. – простонал Тодд. – Хотел бы я оказаться где-нибудь между!
Рассмеявшись, Рурк вышел из душа.
– Мне кажется, тебе надо минут пять побыть наедине со своей Мамашей Правой и ее дочерьми, – сказал он, поднимая с пола полотенце.
– Хватит и минуты, – отозвался Тодд.
Когда Тодд снова вернулся в маленькую спальню, Рурк сидел на кровати, скрестив ноги и расслабленно опираясь спиной о стену. На коленях у него лежала компьютерная клавиатура. Поглядев на приятеля, Рурк ухмыльнулся.
– Ну, что ты скажешь о нашей новой квартире теперь?
– Отличное место! – с воодушевлением ответил Тодд. – Я бы не променял его на номер в самом шикарном отеле!
18
Отложив в сторону рукопись, Майкл Стротер задумчиво отпил глоток лимонада, который он приготовил из только что выжатых лимонов. Сегодня он решил немного отдохнуть от своих реставрационных хлопот. Накануне вечером Майкл покрыл окончательно расчищенную облицовку камина первым слоем лака. Лак был на основе летучего растворителя, но Майкл знал, что на влажном воздухе лак сохнет дольше, и не хотел спешить.
Во всяком случае, именно так Майкл ответил на вопрос Паркера, почему он сегодня «бездельничает».
На самом деле Майкл, конечно, не бездельничал. Все утро он проработал в саду. Из «солярия» Паркеру было хорошо видно, как его друг ползает по клумбам на четвереньках и рыхлит землю маленькой ручной тяпкой. Покончив с этим, Майкл подмел веранду и вымыл выходившие на крыльцо окна. В полдень он приготовил обед, но поесть Паркер так и не собрался.
Сам Паркер большую часть дня писал, точнее – переписывал некоторые главы, и сейчас ему не терпелось узнать, что скажет о них Майкл.
Мнением друга он дорожил. Когда Майкл критиковал его за ошибки и погрешности стиля, Паркер старался не заводиться и сдерживался, как мог, хотя частенько ему хотелось послать Майкла куда подальше вместе с его занудством. Даже если «разбор полетов» заканчивался ссорой, при работе над окончательным вариантом Паркер старался учесть все его замечания, которые неизменно оказывались справедливыми.
Больше всего Паркера злило, что Майкл никогда не торопился высказывать свое суждение вне зависимости от того, было ли оно благоприятным или нет. Тогда, томясь неизвестностью, он принимался всячески изводить и подначивать друга, однако это, как правило, не приносило желаемых результатов. Напротив – не на шутку разобидевшись, Майкл уходил к себе в комнату и сидел там до тех пор, пока Паркер не успокаивался и не приносил ему свои извинения.
Но сегодня Майкл просто превзошел самого себя, причем молчал он, скорее всего, только для того, чтобы хорошенько досадить своему подопечному. Паркер, однако, не склонен был поддаваться на провокацию и упрямо кусал губы, пока Майкл не торопясь перелистывал рукопись в третий раз, то и дело останавливаясь, чтобы перечитать какой-то абзац, покачать головой или с сомнением хмыкнуть. В эти минуты он больше всего походил на старого сельского врача, который, слушая многочисленные жалобы мнительного больного, в задумчивости тянет себя за ус или теребит нижнюю губу.
Спектакль этот длился не меньше четверти часа. Наконец Паркер сдался.
– Может, хватит дурака валять? – сварливо осведомился он. – Будь добр, перестань хмыкать и выскажись по-человечески!..
Майкл посмотрел на него с таким видом, словно совершенно забыл о его существовании. Это тоже было частью спектакля, и Паркер нетерпеливо побарабанил по столу костяшками пальцев:
– Ну, я жду!
– На мой взгляд, ты слишком часто используешь словосочетание «черт побери» и прочие производные.
– И об этом ты думал целых пятнадцать минут?! – взорвался Паркер. – Неужели тебе не пришло в голову ничего более умного?
– Но я не мог не заметить очевидного!
