– Доброе утро, – рассеянно ответила первая леди. Она тут же схватила с подноса бумаги, села на диван и погрузилась в чтение. Официант поставил поднос на столик рядом и налил ей чаю. Теодор служил в Белом доме уже при двух администрациях, и ему было чертовски непривычно слышать приветствие первой леди ранним утром, когда поступали эти тревожные сообщения. Большинство первых леди сидели в личных покоях до тех пор, пока не кончалась суматоха, а потом их слуги приходили и вводили их в курс дела. Но нынешняя первая леди – другое дело. Она всегда вставала раньше мужа, даже не потрудившись одеться, прежде чем выйти, всегда сама хватала сообщения из центра связи и редко дожидалась пробуждения супруга. Она сама делала пометки, названивала по телефону, а то и входила в желтый Овальный кабинет, основную жилую комнату посреди второго этажа, чтобы поговорить с начальником аппарата Белого дома или с кем-нибудь еще, если надо было срочно дать ответ.
– Там кто-нибудь ждет, Теодор? – спросила первая леди.
– Нет, мэм, – ответил слуга.
Первая леди сняла трубку телефона рядом с кушеткой. Она услышала привычное: “Да, господин президент”, молча стерпела оплошность оператора, употребившего существительное мужского рода, и сказала:
– Местонахождение председателя объединенного комитета начальников штабов и помощника генерального прокурора.
– Минутку, мэм... Председатель находится в пути сюда, его ожидают через пять минут. Помощник прокурора тоже следует сюда, прибудет минут через пятнадцать.
– Попросите директора ФБР, министров юстиции и связи немедленно явиться в Белый дом, – сказала первая леди и положила трубку.
Слово “попросите” было, разумеется, лишним – это был приказ, а не просьба. Кроме того, раздраженно подумала первая леди, если уж будить президента, так чертовы сотрудники должны бы давно проснуться и сидеть по местам, прежде чем он встанет.
– Можете войти и помочь президенту, Теодор, – сказала первая леди, продолжая читать.
– Да, мэм.
Тайный агент сообщил, что он уходит от двери, затем в сопровождении слуги быстро вошел во внутренние покои. Его место у двери внешних комнат занял другой тайный агент, на сей раз женщина, которая доложила, что в помещении безопасно.
Несколько мгновений спустя из внутренних покоев появился президент в студенческой вискозной спортивной фуфайке с короткими рукавами, шортах для бега трусцой и кроссовках на босу ногу, волосы его были зачесаны назад и смочены холодной водой.
– Сегодня я запросто мог бы поспать еще часа четыре, – сказал он, зевая. – Это “кофейный” звонок или нет?
– “Кофейный”, – сказала первая леди.
– Шикарно, – пробормотал президент. “Кофейные” звонки означали, что ему следует выпить кофе, поскольку, вероятно, утром больше спать не придется. – Что там еще? Надеюсь, не новое нападение Казье?
– Плохие и не очень плохие вести, – сказала первая леди, протягивая мужу сообщения. – Самолет с бригадой телевизионщиков на борту был случайно сбит ВВС.
Президент в изнеможении покачал головой, потянувшись за кофе и засовывая в рот печенье.
– О, господи...
– Это случилось сегодня рано утром, но командование решило, что можно разбудить тебя и попозже. Я думаю, тут они ошиблись. Следовало позвонить тебе.
– Согласен, – пробормотал президент, на самом деле не соглашаясь с ней. Он был благодарен, если ему позволяли урвать хотя бы одну лишнюю минуту сна. – А что там за не очень дурные вести?
– ФБР считает, что они взяли Анри Казье.
– Ну, черт! – прокаркал президент. – Это не “не очень плохая весть”, золотко, это просто шикарная новость! Взяли мертвым, я надеюсь?
– Мертвым, – сказала первая леди. – Убили в перестрелке в одном поместье на севере Нью-Джерси во время облавы, устроенной службой судебных исполнителей и адмиралом Хардкаслом.
– Этот Хардкасл – ужасно высокомерный сукин сын, – с радостью сказал президент, – но я бы расцеловал его в губы, если он устроил эту облаву.
– Плохо то, что ее устроили не мы, – холодно сказала первая леди. – Об этой операции нас не поставили в известность ни судья Уилкс, ни помощник генерального прокурора Лоу, так что можно лишь предполагать, что Хардкасл превысил полномочия и устроил этот налет на свой страх и риск.
– Куколка моя, мне как-то наплевать, – сказал президент. – Лишь бы этот бельгийский ублюдок был мертв. Нам нужно получить подтверждение этому, да побыстрее – возможно, мы успеем выступить в утренней программе новостей.
– Ты не станешь выказывать такое... ликование по международному телевидению, – решила первая леди. – Ты будешь хвалить ФБР, министерство юстиции, губернатора Нью-Джерси Сила. Я уверена, что в облаве участвовали и легавые из Нью-Джерси. И службу судебных исполнителей похвали за их усилия. а о Хардкасле вообще не упоминай. – Первая леди на мгновение задумалась, потом добавила: – Упомянешь о нем, только когда дело дойдет до объяснений случайной гибели гражданского самолета. В сообщении говорится, что во всем виноват гражданский самолет и что пилот, который выпустил по нему ракету, разбился, направив самолет в океан...
– О, боже! – воскликнул президент, потянувшись на этот раз за горячей булочкой.
– Мы сделаем так, чтобы этот грубый промах нес на себе отпечатки пальцев Хардкасла, – сказала первая леди, лихорадочно шевеля мозгами. – Это докажет, что судья Уилкс все время была права. В конце концов, ФБР больше подходило для разрешения этой головоломки, а план Хардкасла использовать воинские подразделения с самого начала был ошибкой. Понимаешь, нам надо стереть твои отпечатки пальцев с этого решения пустить в ход армию.
– Это не будет иметь никакого значения, радость моя, – небрежно протянул президент, прихлебывая кофе. – Все кончено. Теперь мы можем вернуться к нормальной жизни.
– Что имеет значение, милый, так это политические осадки. Ты одобрил подключение Хардкасла, так что сам виноват, если погибли посторонние люди. Нам надо представить этого дурака Хардкасла инакомыслящим, который никого не слушает. Я знаю, мы заставим его давать показания перед комиссией Конгресса. – Первая леди включила свой юридический разум на полную мощность, введя его в режим работы на возмещение убытков. – Если Хардкасл свидетель, ему нельзя выступать перед журналистами. Ты можешь лишить его полномочий, а то и уволить в отставку.
– Это нетрудно, – сказал президент, проглатывая остатки булочки. – Его все равно никто не любит. Что мне нужно, золотко, так это хороший старт. Я ведь должен еще победить на выборах. Во время всей этой суматохи с Казье Кемп и Беннет разъезжали по восточным штатам, Уилсон и Браун поносят меня на Западном побережье, а Доул в Канзасе настраивает против меня Средний Запад – уж слишком я засиделся здесь, в Вашингтоне.
– Я тебе и прежде говорила, что негоже прятаться за парадным мундиром власти, – сказала первая леди. – Если ты просто отменишь чрезвычайное положение, некоторые могут сказать, что все это политиканство. Пусть Лоув, Уилкс и комитет по борьбе с терроризмом сделают заявление для прессы и объявят об окончании чрезвычайного положения в воздухе. И заставят ведомство Хардкасла заявить, что истребители и ракеты класса “земля – воздух” снимаются с режима повышенной боевой готовности на время расследования этого несчастного случая. Пресса будет слушать Уилкс и Лоув. Когда газетчики начнут выяснять, почему ты до сих пор не в пути, они обнаружат, что ты отправился в поездку по шести штатам, начиная с Калифорнии. Но пусть весь удар примет на себя аппарат. Я уже тебе об этом говорила.
– Да знаю я, знаю... Пусть общественное мнение будет каким угодно, – сказал президент. – Не будь темой газетных заголовков, но управляй их тоном.
– Вот именно, – согласилась первая леди. – И нам нужно успокоить продюсеров той телебригады, которую сбили душегубы Хардкасла. Можем дать им эксклюзивное интервью из Белого дома или с борта самолета ВВС № 1, пока будем совершать турне.
– Давай сделаем это на борту самолета – это всегда производит обалденное впечатление на средства
