Мысль о том, что прелестные распутницы и их галантные кавалеры по сей день разгуливают по здешним лесам, была чрезвычайно заманчива. Так и хотелось поверить. И какое имеет значение, что на самом деле розовую ленту потеряла одна молоденькая горожанка, которая несколько дней назад была тут со своим возлюбленным и распустила волосы ради его удовольствия? Марен об этом не знала, а если бы и знала, то сказала бы, что эту мысль ей внушили вездесущие духи.
Марен позвонила в Лондон, чтобы узнать мнение Милдред. Та выслушала рассказ и обещала поспрашивать. Через час раздался звонок, и Милдред подтвердила предположение Марен. Да, духов вокруг поместья довольно много. Милдред связалась с несколькими. Особенно долго она говорила с одним – с духом девушки по имени Симона, который возвращается сюда каждый год и живет здесь с апреля по сентябрь. В какой-нибудь сотне ярдов от дома есть заросшая мхом полянка, где восторженная Симона разделила ложе с самим монархом. Впечатление от встречи было столь незабываемым, что с тех пор Симону неудержимо влечет к этому месту, Так сказала Милдред.
Назавтра, ничего не объясняя Чессеру, Марен заставила его отмерить сто шагов в выбранном ею направлении. Случайно или нет, но они очутились на заросшем мхом пятачке. Марен запрыгала от восторга. Она уважительно обошла полянку вокруг, обращай к Симоне безмолвное приветствие. Ответное послание она истолковала как приглашение, даже призыв.
Марен скинула туфли и поставила их на большой валун.
Чессер спросил, что она делает. Марен не ответила. Он пожал плечами, прислонился спиной к стволу дерева и стал смотреть.
Марен сняла юбку и блузку и аккуратно развесила на поникших ветвях, На ней остались только трусики. Марен быстро освободилась от них, нагнула молодое, гибкое деревца и прицепила их на самую верхушку, точно шелковый стяг.
Потом опустилась ничком на мох и долго лежала не шелохнувшись. Ее тело обрамляли бесчисленные завитки мха, ореховые пряди переплелись с зелеными.
Она медленно перевернулась на спину. Глаза были открыты, С разомкнутых губ слетел долгий стон покорности судьбе. Варяжские волосы веером взметнулись вокруг лица. Полусогнутые ноги распались в стороны.
Она звала Чессера. И он пришел. С готовностью.
Если изнеженная Симона и наблюдала за ними с высоты своего положения, она, несомненно, их одобрила. Это и правда было исключительно.
После этого Марен стала чуть не ежедневно звонить Милдред, рассказывать о встречах с духами и выслушивать наставления. В лесах вокруг охотничьего домика оказалось видимо-невидимо заросших мхом и травой полянок – идеальных мест, которыми можно было пользоваться с позволения разных Женевьев, Доминик, Франсуаз, Беатрис, Даниэль и Сильвий.
Недели две таких игр в «охоту», включая одну в сумерках под проливным дождем, вполне хватило, и Чессера потянуло к более удобным и привычным кроватям и простыням. Марен он в этом не признался. Однако она разделяла его чувство: в последний раз, лежа в объятиях Чессера в чистом поле, она краем глаза заметила деревенских ребятишек, с любопытством подглядывающих за ними из-за каменной изгороди, Смущаться к этому времени было уже поздновато. Даже гораздо позднее, нежели полагали Марен и Чессер, потому что они не знали еще об одном, куда более удачливом свидетеле – тишайшем и осторожнейшем человечке с мощным телеобъективом на малоформатной камере «Никон».
С тех пор Марен и Чессер стали заниматься любовью дома. Милдред одобрила их решение, передав очередное послание духов. Духи говорили, что им порядком надоело все это занудство. В конце концов они только души, осужденные на вечное томление. Так сказала Милдред.
Однажды вечером Чессер и Марен поехали в Париж, к каким-то знакомым на званый вечер. Оба втайне надеялись немного отдохнуть друг от друга. Однако едва высидели час, слушая бесконечные замечания о погоде и здоровье и глядя на плохо скрытое неблагополучие, после чего сбежали обратно в Шантийи, чувствуя еще большую взаимную привязанность.
На следующее утро к дому подъехали два «ситроена»: поверенные привезли Марен бумаги на подпись. Чессеру подумалось, что поверенные похожи на крыс, опасливо осматривающих огромный кусок сыра в ловушке и выискивающих способы, как бы извлечь лакомый кусочек. К Чессеру они обращались сердечно, ведь он был их самой большой надеждой на пути к богатству. Марен пригласила их к обеду, а когда те изобразили вежливую нерешительность, приняла это за отказ и предложила отобедать у нее «как-нибудь в другой раз».
После того как они уехали, Марен и Чессер пешком пошли в город, спустились по Рю дю Коннетабль до самого ресторана «Релэ Конд» и съели по двойной порции холодных креветок, выловленных в местном канале. За бокалом «Касси» они обсуждали необходимость контрацепции в планетарном масштабе и сравнивали преимущества разных марок спортивных автомобилей. Марен сообщила, что она заказала новый «феррари-365», и долго удивлялась, почему его до сих пор не доставили. Из ресторана они отправились домой кружным путем, в обход замка Шантийи. За вход в замок брали по одному франку, но Чессер и Марен не пожалели, потому что им посчастливилось наблюдать, как двое лебедей – один белый, другой черный – шипели, клевались и били крыльями в пылу то ли схватки, то ли любовной игры.
Почти каждый вечер Марен и Чессер играли в трик-трак. Вначале Марен выигрывала, но потом утратила преимущество и в результате сумма ее долга Чессеру возросла до двух миллионов долларов. Без тени улыбки Марен сказала, что поверенные выпишут чек на эту сумму, – в конце концов, проигрыш в трик-трак не менее важен, чем ее счета у Кардена и Сен-Лорана. Она говорила серьезно, но, разумеется, через пять минут все забыла.
Двадцать пятого Чессер позвонил в Антверпен.
Вильденштейн уведомил его, что бриллиант готов.
– Ну и как он вам?
– Хорош, – ответил Вильденштейн.
– Сколько в нем карат?
– Приезжайте и увидите.
В тот же день Марен доставили ее новый «феррари-365». Темно-синего цвета, обтекаемой формы, с откидным верхом и мотором огромной мощности. Марен хотела немедленно сесть за руль, и Чессер знал, что отговаривать ее бесполезно. Он надеялся, что она, по крайней мере, начнет с небольших скоростей. Куда
