отдышаться, и попытался понять, в какой стороне дом. Сориентировавшись, он снова побежал.
Наконец он наткнулся на длинную живую изгородь, слишком высокую, чтобы перепрыгнуть, и слишком густую, чтобы пролезть через нее. Он помчался вдоль изгороди в надежде, что она его куда-нибудь да приведет. Так и произошло. Перед ним был откос, на который пришлось взбираться. Теперь его подозрения переросли в страшное беспокойство, которое усилилось, когда он осмотрелся и понял, что стоит у заднего входа в дом.
Он овладел собой и решил пока не входить. Лучше отдохнуть немного и собраться с силами, тогда он будет готов ко всему. Он сел на ступени террасы и откинул голову назад, чтобы было легче дышать. Мускулы ног сводило. Пот стекал по шее и по спине, вся рубашка была мокрая. Он сказал себе, что в сорок лет нельзя всю ночь бегать и трахаться.
Теперь Чессер дышал почти нормально. Он встал и попробовал открыть заднюю дверь. Она оказалась запертой. Пришлось обойти весь дом, но парадная дверь, которую он оставлял открытой, тоже была на замке. Он решил, что это – свидетельство о заговоре против него. В отчаянии он уже готов был разбить одно из стекол в двери, но вовремя вспомнил, что он босиком. Пока он раздумывал, как можно попасть в дом по-другому, дверь открылась. Хикки, глухонемой слуга и помощник Мэсси, улыбаясь, жестом предложил ему войти. Чессер колебался. При виде габаритов Хикки его решимость заметно поубавилась. С деланным безразличием он прошел мимо и вошел в вестибюль.
Вверх по лестнице Чессер взбежал, перепрыгивая через две ступеньки сразу, потом торопливо пересек холл и оказался перед дверью их комнаты. Он представлял себе, как ворвется туда, но вместо этого осторожно повернул ручку, открыл дверь и вошел.
В постели ее не было. В глубине души, несмотря на панику, он верил, что она еще спит. Пустая кровать была в беспорядке. Ночник включен. В ванной ее нет. В соседней комнате нет. «Книга Перемен» и три полукроны валялись на полу. Он взял с туалетного столика свои часы. Было без четверти пять. В этот час ей негде быть, кроме как у Мэсси. Разумеется, не по доброй воле.
Он помчался по коридору. Он не знал, где комната Мэсси. Вполне возможно, что старый хрен спит так же, как и ест: там, где ему вздумается. А может, у него есть специальная комната для таких случаев. Чессер оказался в правом крыле здания. Он дергал двери, прислушивался, звал ее, но не получил никакого ответа. Он вернулся обратно, собираясь обыскать противоположное крыло, и тут увидел ее.
Она поднималась вверх по лестнице. На ней был длинный пеньюар от Диора из полупрозрачного шелка бледно-голубого цвета. Ее длинные волосы были немного растрепаны. В руках она держала стакан молока, накрытый ломтем хлеба, густо намазанного маслом.
Чессер был так рад видеть ее, что не мог говорить.
– Я проснулась от голода, – объяснила она. Подойдя к нему, она на минутку остановилась, подставила губы для короткого поцелуя и пошла дальше к их комнате, уверенная: он идет следом за ней.
Она откусила большой кусок хлеба. Чессер обнял ее.
– Я люблю тебя, – сказал он, стараясь казаться спокойным.
– Я знаю, – жуя ответила она.
Ему пришлось подождать, пока она проглотит. Потом он поцеловал ее, почувствовав вкус масла у нее на губах. Она была такой привычной, такой родной.
– Я беспокоился о тебе, – сказал он ей и тут же подумал, что она может ответить ему то же самое.
– Я гадала для тебя по «Книге Перемен», – сообщила она. – Получились «Котел» и «Внутренняя правда».
Она отодвинулась от него, чтобы откусить еще кусочек и запить его глотком молока. Тут она глянула вниз, на его босые ноги. Манжеты его брюк были мокрыми. К коже кое-где прилипли стебельки травы.
– Я долго гулял, – объяснил он.
– А я-то решила, что тебе вздумалось поиграть в крикет, – она ухмыльнулась.
– На самом деле, я потерял дорогу.
Ложь чистой воды. Он надеялся, что она не станет расспрашивать. Любовь и сознание своей вины переполняли его, и он боялся все это расплескать.
– Прости меня, – сказал он.
– О чем ты?
– О том, что рассердился и ушел.
Марен не сказала, что прощает, только выражение глаз немного изменилось. Она села на кровать, занятая только едой. Она обглодала корку и допила молоко. После этого она задумалась.
Чессер чувствовал себя ужасно. Одураченным, усталым и грязным. Может, если он примет душ, ему станет лучше? Он смоет вину. Расскажет ли леди Болдинг Марен о том, что случилось, или нет? Несомненно, расскажет. Красивая женщина никогда не упустит случая сообщить другой красивой женщине подобную новость. Чессер решил, что единственная возможность – прямо сейчас, не дожидаясь утра, наговорить Марен кучу нежностей, чтобы рассказ леди Болдинг показался ей невероятным.
– Я люблю тебя больше всего на свете, – сказал он.
– Прими душ, – предложила Марен.
Чессер пошел в ванную. Раздеваясь, он с ненавистью посмотрел на свое отражение в зеркале, пихнул ногой мокрые от пота рубашку и брюки, встал под душ и в наказание включил холодную воду. Подрегулировал струю до более приятной, намылился и, смыв грязь и пот, почувствовал себя гораздо лучше – чище.
Тут вошла Марен. Она помогла ему вытереть спину и ноги.
– Завтра мы уезжаем отсюда, – сказал Чессер.
– Куда?
