– На курок надо нажимать плавно, – наставляла она. – Давай я тебе покажу.
Она вынула обойму из его пистолета, положила свой палец на курок и заставила его положить свой палец сверху, чтобы он мог почувствовать, что она имела в виду под словом «нажимать». Марен показала ему, как надо стоять и как дышать, чтобы выстрел получился точным.
Чессер подумал, что напрасно потакает ей, уделяя всей этой муре столько внимания. После того, как инструктаж был закончен, она снова вставила в пистолет обойму и взвела курок. Пуля попала в нижнюю часть манекена.
– На этот раз я в него попал, – воскликнул Чессер.
– Попал, – без особого восторга согласилась Марен. – Прямо между яичников.
– Какая разница?
– Целься в сердце.
Он стрелял снова и снова. Марен перезаряжала пистолет, пока он не расстрелял все обоймы. Несколько раз он попал. Но по большей части он промахивался, и пули свистели у них над головой, как смертоносные пчелы.
На следующий день в половине первого Чессер сидел на задней скамье в соборе Святого Павла.
В огромном соборе сидело около ста человек. Все они постарались устроиться как можно дальше друг от друга, как будто такая разобщенность приближала их к Богу.
Чессер пришел сюда не молиться. В последний раз он произнес слова молитвы, когда ему было пятнадцать. Он смотрел вверх и испытывал при этом невольное уважение к гению строителя – Кристофера Рена, а в это время Марен пробиралась вдоль длинного ряда скамеек.
– Мы договорились встретиться снаружи. В половине второго, – он ответил негромко, но великолепная акустика собора усилила его голос, и он прозвучал гулко. Говорят, что здесь слышно, как падает слеза.
Несколько стариков повернулись в их сторону, всем своим видом выражая неодобрение.
– Тсс, – шикнула на него Марен и продолжала шепотом: – У меня подозрение, что ты тут с кем-то встречаешься.
– Так и есть.
– С кем?
– Ты его не знаешь.
– Это имеет отношение к нашему проекту?
Чессер кивнул. Он собирался рассказать Марен об Уотсе, но потом. Уотс был его главной надеждой, но он сомневался, получится тут что-нибудь или нет.
– Я хочу участвовать во всем, – заявила Марен. Чессер пожал плечами. Он взял с подставки молитвенник и принялся без всякой цели листать страницы. Одна страница была оборвана, и ему в голову пришла кощунственная мысль, что кому-то понадобился клочок бумаги, чтобы выплюнуть жевательную резинку.
– Я поговорила с Милдред, – сказала Марен.
– Ну и что говорит Жан-Марк? – спросил Чессер, хотя его это не слишком интересовало.
– Я говорила не через нее, а с ней.
– А-а.
– Она нам поможет.
– Ты, надеюсь, не говорила ей о наших планах?
– Не все.
Чессер закрыл глаза и покачал головой.
– Не волнуйся, – успокоила его Марен. – Мы можем ей полностью доверять. Если кому-то на этом свете я могу доверять полностью, то это Милдред.
Чессеру показалось, что это камень в его огород, и он решил уйти от этой темы. Если Марен не сказала ни слова об его измене, то это вовсе не значит, что ей ничего не известно.
– Милдред не расскажет об этом ни одной живой душе, – с уверенностью заявила Марен. – Ты ей веришь, ведь правда?
С минуту Чессер задумчиво смотрел на алтарь. Потом кивнул.
Марен была этим очень довольна.
– Я все время забываю, что ты ее никогда не видел. Она так много говорит о тебе. Я сегодня с ней обо всем переговорила.
Она придвинулась к нему поближе и взяла его руку в свою.
– Мы можем получить очень нужную помощь. Милдред обещала связать нас с кем-нибудь с той стороны, чтобы он руководил нами.
– А как насчет твоего китайца? – спросил Чессер, имея в виду ее невидимого покровителя.
Марен бросила на него испытующий взгляд. Она ни разу не вспомнила о потустороннем восточном духе с тех пор, как стала общаться с Милдред. Теперь она оглядывалась с таким видом, будто ожидала его здесь увидеть.