ввязался в это дело, ему захотелось все бросить, но он знал, что Марен уже невозможно убедить вернуться. Она упивалась риском.
Марен сняла туфли и небрежно перекинула их обратно, за забор. Если бы хоть один упал на крышу дома номер одиннадцать, могла подняться тревога, и тогда им не спастись от снайперов Службы Безопасности. Она поставила правую ногу на желоб, перенесла на нее часть веса, наступила целиком. Желоб слегка прогнулся, но, похоже, он был достаточно прочным, чтобы выдержать ее.
Она начала свой опасный путь, сделала несколько осторожных шагов и остановилась. Прошла еще немного, снова остановилась и замерла. Внизу, в переулке, она заметила какое-то движение. Это один из охранников обходил здание. Если бы он посмотрел вверх, он тут же заметил бы ее. Но он не посмотрел. Прошел дальше, вниз по переулку. Марен расслабилась. Слишком расслабилась и потеряла равновесие. Упадет вправо – разобьется, влево – поднимется тревога. Она устояла. Раскинув руки, как крылья самолета, она шла вперед, глядя прямо перед собой и воображая, что просто гуляет по бордюру тротуара. Пока не дошла до другого конца крыши.
У Чессера отлегло от сердца.
Уивер тоже вздохнул с облегчением.
Марен осмотрела кирпичный выступ. Она всмотрелась и увидела, что он тянется вдоль задней стены здания до самой земли. Очевидно, он для чего-то предназначен. Шепотом она пересказала то, что видела, Чессеру и Уиверу.
– Возвращайся, – попробовал уговорить ее Чессер. Она отказалась.
– Я уверена, это то, что нам нужно, – настаивала она. Уивер неопределенно пожал плечами. Теперь была очередь Чессера. Он перелез через загородку и подошел к краю крыши. У него было странное чувство – будто все это происходит не с ним. Он ступил ногой в водосточный желоб. Не выдержав большого веса, желоб отошел от стеньг в тех местах, где был слабо закреплен. Одно мгновение даже казалось, что он вот- вот обрушится. Чессер постарался сглотнуть.
Собравшись с духом, он сделал шаг, потом другой. Внешне он оставался спокоен, но в этот момент ему очень хотелось обнять Марен.
Последним шел Уивер. Ему было труднее всех, так как он нес сумку с инструментами. На тот свет он пока не спешил. Чессер и Марен безмолвно умоляли судьбу быть милостивой к ним, и Уивер благополучно прошел весь путь.
Все вместе они осмотрели кирпичный выступ и решили, что он в самом деле выглядит многообещающе. Действуя стамеской с алмазным наконечником, легко входившим в цемент, Уивер меньше чем за пять минут вынул один из кирпичей. Марен нетерпеливо сунула в образовавшееся отверстие фонарь, и они увидели изгиб металлической трубы.
– Из туалета, наверно, – сказала Марен.
– А это и есть один большой сортир, – заметил Чессер. Уивер вынул еще несколько кирпичей. Они увидали, что труба выходит откуда-то из-под крыши, тянется вдоль стены и уходит куда-то под землю.
Уивер обернул вокруг трубы тонкую стальную полоску, покрытую алмазной крошкой, и подсоединил ее к какому-то аппарату, по-видимому, вибропиле; включил ее, и лезвие вгрызлось в сталь с такой легкостью, как если бы это было дерево. Он действовал осторожно, чтобы не прорезать слишком глубоко и не повредить содержимое трубы. Пила работала почти неслышно.
Пятнадцать минут спустя от трубы был отделен достаточно большой кусок.
Они увидели пять электрических кабелей. Одинаковой толщины – на двести сорок вольт. Уивер снял со всех пяти верхний слой изоляции. Потом он поставил кирпичи на место, так что все приняло прежний вид.
Они ушли тем же путем, что и пришли: сначала по водосточному желобу – правда, теперь не так волновались, – потом через дырку в ограде и по крыше дома тринадцать и наконец вниз, к грузовику с надписью «Марилебон». Они задержались, чтобы отогнуть проволочную сетку на прежнее место, и не забыли закрыть щеколду на люке.
Ни одна живая душа их не видела.
Успех этой рекогносцировки их очень воодушевил. Приехав домой, они вознаградили себя за труды холодным шампанским и изысканным ужином, который подавали Сив и Бритта.
Две хорошенькие датчанки. Как только в доме появился Уивер, Чессер уловил существенную перемену в их отношении. Теперь все их внимание сосредоточилось на Уивере. Сив и Бритта не соревновались друг с другом. Они как будто порхали в одном общем танце.
Первой реакцией Чессера были ревность и негодование. То, что Сив и Бритта повернулись к нему спиной, не слишком задело его тщеславие, но вызвало чувство легкой досады. В утешение он напоминал себе, что светлокожие северные девушки, если они к тому же лишены расовых предрассудков, не в силах устоять перед черным мужчиной.
Марен отлично понимала, что творится вокруг. Уивер нравился не только Бритте и Сив. Она сама была не прочь немного пофлиртовать с ним. Но сдержалась, чтобы не мучить Чессера. Теперь она сидела рядом с ним.
– Ты сегодня был великолепен. Он кивнул. К черту скромность.
– Все мы сегодня молодцы, – сказал он и поднял тост.
– А что с трубой? – спросил Уивер. Его внимание было почти полностью поглощено полупрозрачной блузкой Бритты и тем, что было под ней, и он даже не пытался это скрыть.
– Наши шансы не слишком-то велики. Один к пяти, – сказал Чессер. – Если бы мы могли сделать пять попыток, тогда все в порядке. Но мы не должны ошибиться.
– Могло быть хуже. Десять в одному, например, – отозвался Уивер.
– На самом деле, – напомнил им Чессер, – мы вообще не знаем, годится ли нам хоть один из них.
– А как ты это узнаешь? Никак.
