– А то ты не знаешь.
Эйвери промолчала. Она не знала, спала ли Кэрол с лучшим другом своего мужа.
– Он превосходный. – Она нацепила лифчик и наклонилась к зеркалу, выбрала помаду и накрасила губы. – Завидуешь?
– Нет.
В зеркале они встретились глазами. Фэнси глядела скептически:
– Дядя Тейт так и спит в другой комнате?
– Это не твое дело.
– Не мое, – зло ухмыльнулась она, – до тех пор, пока ты не спишь с Эдди.
– Звучит очень собственнически.
– Он больше ни с кем другим не спит. – Она согнулась в талии и перебросив вперед густые светлые волосы, стала расчесывать их щеткой.
– Ты в этом уверена?
– Я уверена. У него не остается больше сил.
– Расскажи мне о нем.
Фэнси перекинула волосы на один бок и лукаво посмотрела на Эйвери снизу верх.
– Я поняла. Не ревнуешь, но интересуешься.
– Возможно. О чем вы с Эдди разговариваете?
– А о чем ты говоришь с мужиками? – Она громко рассмеялась. – Кстати, не найдется у тебя немного травки?
– Нет.
– Я так и думала, – выпрямляясь и откидывая волосы назад, сказала она с отвращением. – Дядя Тейт вышел из себя, когда поймал нас за этим. Интересно, как бы он себя повел, если бы застал нас с тем ковбоем?
Эйвери побледнела и отвернулась.
– Я больше этим не занимаюсь, Фэнси.
– Правда нет? – Фэнси казалась действительно удивленной.
– Правда нет.
– Знаешь, когда ты вернулась из больницы, я думала, ты все притворяешься. Играешь, будто стала ходячей добродетелью. А сейчас я вижу, что ты действительно переменилась с той катастрофы. Что случилось? Ты боишься умереть и попасть в ад?
Эйвери перевела разговор на другое:
– Эдди, конечно, рассказывает о себе. Где он вырос? Из какой он семьи?
Фэнси, уперев руки в бока, странно взглянула на Эйвери:
– Ты так же, как и я, знаешь, где он вырос. В каком-то захудалом городишке в Панхэндле. Ты что, не помнишь, у него же не было семьи, кроме бабушки, которая умерла, еще когда дядя Тейт был в университете.
– Чем он занимался до работы с Тейтом?
Фэнси уже стала раздражаться от вопросов:
– Слушай, мы трахаемся, а не разговариваем. Я хочу сказать, что есть вещи, которые касаются только его.
– Например?
– Он терпеть не может, когда я трогаю его вещи. Однажды ночью я полезла в ящик, искала рубашку, чтобы накинуть на себя. Он так разорялся, орал «не ройся в моих вещах». Я и не стала. Я не лезу. Каждый хочет, чтобы в его дела не лезли.
– Он никогда не говорил, чем занимался после Вьетнама, до тех пор пока не вернулся в Техас?
– Единственное, о чем я его спрашивала, был ли он женат. Он сказал, что нет. Он сказал, что долго искал себя. Я спросила: «Что, потерялся?» Я сказала это в шутку, а он вдруг так странно посмотрел на меня и пробормотал что-то вроде: «Ну да, было дело».
– Что, по-твоему, он хотел этим сказать?
– Я думаю, это было после войны, – проговорила неуверенно Фэнси.
– Почему?
– Может быть, потому, что дядя Тейт спас ему жизнь после того, как их самолет разбился, и дядя Тейт тащил его на себе в джунглях, пока они не встретили лесоруба, который их подобрал. Если ты видела его голым, то запомнила шрам у него на спине. Довольно жуткий. Его, должно быть, здорово разукрасили, когда они попали в плен к вьетконговцам. Эдди умолял, чтобы дядя Тейт оставил его умирать, но дядя Тейт не бросил.
– Я думаю, он понимал, что Тейт этого не сделает! – воскликнула Эйвери.
