скажу: «Вот он».
Айриш слегка отстранился и взял ее за подбородок:
– Тогда может оказаться поздно.
Об этом Эйвери можно было и не предупреждать. Она и сама прекрасно все понимала. Возможно, сейчас уже поздно спасать свою журналистскую карьеру и надеяться на семейное счастье с Тентом и Мэнди. Но она должна попытаться. Еще раз обняв Айриша на пороге и поцеловав его в колючую щеку, она вышла в темноту.
А темнота стояла такая, что ни он, ни она не заметили припаркованной невдалеке машины.
43
Скоропалительная поездка в Хьюстон для выступления перед недовольными жизнью полицейскими прошла для Тейта удивительно удачно и принесла ему еще три пункта по результатам опроса общественного мнения. Теперь он, наконец, настиг Деккера.
Чувствуя, что Тейт на подъеме, Деккер стал подпускать в своих речах всякого рода непорядочные намеки, изображая его опасным либералом, угрожающим «тем традиционным идеалам, которые дороги нам, истинным американцам и техасцам».
Для него наступил самый подходящий момент, чтобы вытащить на свет Божий историю с абортом Кэрол. Это сбило бы с темпа кампанию Тейта и, возможно, поправило бы его собственные дела. Но по всей видимости, Эдди избрал для борьбы с медсестрой-шантажисткой верную тактику. Прошло некоторое время, стало очевидно, что семейный секрет Деккер не выведал, и все Ратледжи вздохнули с облегчением.
Правда, Деккер имел поддержку в лице нынешнего президента, совершившего поездку по штату, добиваясь переизбрания. Сторонники Ратледжа опасались, что президентское турне сведет на нет захватывающий дух рывок их кандидата.
По сути дела, однако, в Техасе президент уже цеплялся за соломинку. Митинги, на которых он делил трибуну с Деккером, предоставляли ему последнюю возможность склонить на свою сторону еще не определившихся избирателей. В результате его отчаянных демаршей Тейт больше приобрел, чем потерял. А когда второй претендент на президентский пост тоже приехал в Техас и повел свою кампанию вместе с Тейтом, его позиции стали совсем прочными.
После утомительного, но обнадеживающего посещения семи городов в течение двух дней вся команда Ратледжа горела предвыборным нетерпением. Хотя, по данным официальных опросов, Деккер еще сохранял небольшое преимущество перед Тейтом, перелом, похоже, уже наступил. По всеобщему впечатлению, Тейт Ратледж день ото дня выглядел все лучше. А когда он выиграл предварительные выборы, оптимизм достиг апогея. Все просто светились ликованием.
Все, кроме Фэнси.
Она слонялась по комнатам штаб-квартиры, плюхалась на освободившиеся стулья, фыркала по поводу толкотни и следовала за Эдди взглядом, полным тоски и негодования.
Уже больше недели они не оставались наедине. Если он и смотрел в ее сторону, то видел явно пустое место. Когда же она, подавив гордость, сама к нему подходила, он не находил ничего лучшего, чем дать ей какое-нибудь мелкое поручение. Один раз даже засадил за телефон обзванивать зарегистрированных избирателей и уговаривать их идти голосовать. Она согласилась на эту нудную работу единственно потому, что, пока она ее выполняла, Эдди оставался в ее поле зрения. Иначе ей пришлось бы вообще сидеть дома.
Эдди пребывал в постоянном движении, лающим голосом старшины отдавал приказы и выходил из себя, если они, на его взгляд, выполнялись недостаточно быстро. Казалось, он существовал исключительно на кофе, содовой и консервах, первым появляясь в штабе утром и последним его покидая, если не оставался там ночевать.
В последнее воскресенье перед выборами Ратледжи перебрались в «Паласио дель Рио», двадцатидвухэтажную гостиницу на Риверуок в центре Сан-Антонио. Оттуда двумя днями позже им предстояло следить за ходом выборов.
Тейт с женой и дочкой занял апартаменты «Империал» на двадцать первом этаже, остальные члены семьи разместились в соседних номерах. Ко всем телевизорам подключили записывающую аппаратуру, чтобы впоследствии можно было проанализировать выпуски новостей и комментарии. Провели дополнительную телефонную связь. Во всех лифтах расставили охранников, для того чтобы обеспечить кандидату если не безопасность, то хотя бы покой.
Двадцатью этажами ниже рабочие драпировали зал «Корт риэл боллрум» красной, белой и синей тканью. На заднике за возвышением установили увеличенные фотографии Тейта. Сами подмостки тоже задрапировали и украсили флажками, расположив по краям горшки с белыми хризантемами в красно-синем целлофане. На потолке была укреплена огромная сеть с тысячами воздушных шаров, которые должны были выпустить по сигналу.
Сквозь шум и неразбериху, поднятую лебезящей гостиничной обслугой, въедливыми телевизионщиками и торопящимися телефонными мастерами, Эдди тщился докричаться до Тейта, сидя с ним субботним вечером в гостиной его апартаментов.
– Из Лонгвью полетишь в Тексакрану. Там пробудешь час, от силы полтора, и сразу – в Вичита Фолз, потом в Эбилен и домой. Ты должен быть здесь…
– Пап!
– Да Господи ты Боже ж мой, Тейт! – Эдди опустил папку, весь излучая негодование.
– Тише, Мэнди. – Тейт приложил палец к губам. Во время инструктажа девочка сидела у него на коленях, но ее терпение давно иссякло.
– Ты меня слушаешь или нет?
– Слушаю, слушаю, Эдди. Лонгвью, Вичита Фолз, Эбилен, домой.
– Тексакрану забыл.
– Прими мои извинения. Я уверен, что вы с пилотом уж точно не забудете. Есть там в корзинке еще бананы?
