– Господи! – завопил Эдди. – Ему осталось два дня до выборов, а он о бананах думает. Ты чертовски легкомыслен!
Тейт спокойно взял поданный ему женой банан и очистил его для Мэнди.
– Ты ужасно перенапрягаешься, Эдди. Расслабься. А то ты всех с ума сведешь.
– Истинно так! – мрачно изрекла Фэнси, которая смотрела фильм, свернувшись калачиком в кресле.
– Вот победишь, тогда и расслаблюсь. – Эдди снова уткнулся в свою папку. – Я уже с вами вообще забыл, о чем шла речь. А, ну да, сюда ты прилетишь завтра вечером, около семи тридцати. Я закажу на твое семейство ужин в ресторане. Потом пойдешь спать.
– А сделать пи-пи и почистить зубы? Я имею в виду, перед сном?
Все рассмеялись, хотя Эдди эта шпилька остроумной не показалась.
– Утром во вторник мы все скопом двинемся на твой избирательный участок в Кервиле, проголосуем и возвратимся сюда, чтобы волноваться и ждать.
Тейт отобрал у Мэнди банановую кожуру, с которой она указательным пальцем соскребала мякоть, собирая ее под ногтем.
– Я выиграю.
– Не надо излишней самоуверенности. По результатам опросов ты все еще отстаешь от Деккера на два пункта.
– А ты вспомни, с чего мы начинали, – сказал ему Тейт, сверкнув серыми глазами. – Я выиграю.
На этой оптимистической ноте собрание завершилось. Нельсон и Зи отправились к себе в номер, чтобы прилечь. Тейту было нужно поработать над текстом речи, с которой ему предстояло выступить сегодня вечером в церкви для испаноязычных прихожан. Дороти-Рей уговорила Джека пойти с ней на прогулку на Риверуок.
Фэнси выждала, пока все разошлись, и направилась к комнате Эдди. Несколько дверей отделяли ее от командного поста, как он называл апартаменты Тейта.
– Кто там? – спросил он, когда она тихонько постучала.
– Я.
Он открыл, но даже не придержал для нее дверь. Повернувшись к ней спиной, он подошел к шкафу и вынул оттуда свежую рубашку. Фэнси закрыла дверь и заперла ее на задвижку.
– А почему бы тебе не остаться без рубашки? – Она недвусмысленно прильнула к нему и пощекотала языком его сосок.
– Вряд ли будет приличным появиться в штабе выборов без рубашки. – Он просунул руки в накрахмаленные рукава и принялся застегиваться.
– Ты что, сейчас туда идешь?
– Совершенно верно.
– Но ведь воскресенье.
Он поднял брови:
– Не станешь же ты мне говорить, что стала соблюдать Божий день.
– Я ходила утром в церковь, как и ты.
– И по той же причине, – отозвался он. – Я ведь всем велел там быть. Ты разве не видела телекамеры? Надо продемонстрировать избирателям набожность Тейта.
– Я молилась.
– Как же.
– Молилась, чтобы твой причиндал сгнил и отвалился, – пылко заявила Фэнси.
Он только рассмеялся в ответ. Когда он стал заправлять рубашку в брюки, она попыталась ему помешать.
– Эдди, – покаянно захныкала она, – я шла сюда вовсе не ссориться. Прости меня за то, что я тут ляпнула. Мне хочется быть с тобой.
– Так пошли вместе. Тебе наверняка найдется масса работы.
– Я думала не о работе.
– Прости, но именно работа стоит на повестке дня вплоть до самых выборов.
Что ж, испытывать ее гордость можно было лишь до определенного предела.
– Ты вот уже несколько недель меня отшиваешь, – сказала она, уперев в бока сжатые кулаки. – Какая муха тебя укусила?
– Не тебе меня спрашивать. – Он пригладил светлые волосы. – Я стараюсь помочь твоему дядюшке Тейту пройти в Сенат США!
– Трахнуть бы его, Сенат США!
– Уверен, с тебя бы сталось, – скривился он. – Дай тебе волю, ты бы всех почтенных законодателей наградила гонореей. А теперь прошу меня извинить.
Он направился к дверям. Она загородила ему дорогу и опять взмолилась:
