чтобы нанести психике ребенка еще большую травму.
Сестра поправила легкий шарфик на голове Эйвери в том месте, где волосы были еще совсем короткие.
– Ну вот. Очень даже неплохо. – Она осталась довольна своей работой. – Еще пара недель – и ваш красавец муж глаз от вас не оторвет. Вы, конечно, знаете, что у нас тут все незамужние сестры поголовно в него влюблены. Да и некоторые из семейных тоже, – добавила она сухо. Она проворно двигалась вокруг кровати, расправляя простыни, а потом стала приводить в порядок букеты в вазах, обрывая увядшие цветки. – Вы ведь не против, правда? – спросила она. – Вы уж, наверное, привыкли, что вокруг него женщины так и вьются. Как давно вы женаты? Кажется, он говорил кому-то из сестер, что четыре года. – Она потрепала Эйвери по плечу. – Доктор Сойер творит чудеса. Дайте только время. Вы будете самой красивой парой в Вашингтоне.
– Вы, кажется, склонны выдавать желаемое за действительное?
При этом голосе сердце Эйвери дрогнуло. Она посмотрела на дверь, ища его глазами. Войдя в палату, он снова обратился к сестре:
– Я тоже не сомневаюсь в мастерстве доктора Сойера. Но откуда у вас такая уверенность, что меня изберут?
– По крайней мере, я буду голосовать за вас.
Он рассмеялся глубоким грудным смехом, уютным, как старое вытертое одеяло.
– Прекрасно. Мне будет нужно много голосов.
– А где малышка?
– Я оставил ее у поста дежурной сестры. Через пару минут я за ней схожу.
Поняв тонкий намек, медсестра улыбнулась и подмигнула Эйвери.
– Желаю удачи.
Как только они остались одни, Тейт придвинулся к Эйвери.
– Привет. Ты хорошо выглядишь. – Он глубоко вздохнул. – Ну вот, она здесь. Не знаю, что из этого выйдет. Только прошу тебя, не огорчайся, если она…
Переведя взгляд ей на грудь, он запнулся. Ночная рубашка Кэрол, при всей ее миниатюрности, была заметно велика Эйвери. При виде его замешательства сердце Эйвери забилось.
– Кэрол? – сказал он хрипло.
Он все понял!
– О Господи.
Как ей объяснить ему?
– Как ты похудела, – прошептал он. Он осторожно дотронулся до ее груди. Потом обвел взглядом все ее тело. От его прикосновения у Эйвери прилила к лицу кровь. Из горла вырвался тихий, беспомощный звук. – Я не имел в виду, что ты плохо выглядишь, просто… ты стала другая. Хотя это, наверное, нормально, что ты потеряла несколько фунтов. – Их глаза встретились, и какое-то мгновение они смотрели друг на друга. – Пойду приведу Мэнди.
Эйвери старалась дышать ровно и глубоко, чтобы успокоить разыгравшиеся нервы. До сих пор ей не приходило в голову, что правда будет для них обоих нелегка. Не понимала она и того, как далеко простираются ее чувства к нему. От его прикосновения у нее не только ослабели руки и ноги, но и похолодело все внутри.
Но сейчас ей некогда было копаться в своих переживаниях. Она должна подготовиться к встрече с девочкой. В панике от того, что при виде ее лица ребенок может испугаться, она даже зажмурилась. Она услышала, как они вошли и приблизились к кровати.
– Кэрол?
Эйвери медленно открыла глаза. Тейт держал Мэнди на руках. На ней было белое с синим платьице и белый фартучек, на ногах – белые колготки и синие кожаные туфельки. Левая ручка была в гипсе.
Волосы у девочки были темные и шелковистые, очень густые и тяжелые, но короче, чем Эйвери помнила. Словно читая ее мысли, Тейт объяснил:
– Пришлось ее подстричь, потому что волосы были немного опалены.
Сейчас волосы Мэнди едва закрывали ей щски. У неё была прямая челка до бровей. Большие карие глаза ребенка смотрели настороженно, как у газели.
– Покажи маме, что ты ей принесла, – подсказал Тейт.
В правом кулачке девочка сжимала букет маргариток. Она робко протянула их Эйвери. Пальцы Эйвери не слушались, и Тейт взял букет и бережно положил Эйвери на грудь.
– Я пока посажу тебя к маме на кровать, а сам пойду поищу, куда бы нам поставить цветы. – Тейт опустил Мэнди на край койки, но стоило ему повернуться, как она захныкала и ухватилась за край его куртки. – Ну, хорошо, – сказал он. – Я никуда не уйду.
Он украдкой взглянул на Эйвери и осторожно присел рядом с девочкой на краешек матраса.
– Смотри, что она тебе сегодня нарисовала, – обратился он опять к Эйвери поверх детской головки. Из нагрудного кармана он извлек сложенный лист плотной бумаги и, развернув, поднес ближе к ее лицу. – Скажи, Мэнди, что это такое?
Разноцветные каракули не были похожи ни на что, но Мэнди прошептала:
– Лошадки.
