– Даже если бы я не поспорил на ящик виски, мне бы все равно захотелось уложить вас в постель, Санни. Вы такая соблазнительная и чувственная, что…
– Я не собираюсь стоять здесь с вами и…
– Отличная идея.
Прежде чем она успела сообразить, что происходит, он одним движением усадил ее на пляжное полотенце, опустившись на колени, оседлал ее бедра и обеими руками нежно сжал лицо.
С криком «нет!» она отвернулась от склонившегося к ней лица Тая с приоткрытыми для поцелуя губами.
Он медленно отстранился.
– Наверное, они правы, вам невыносимо прикосновение мужчины…
– Это не правда!
– Тогда…
Санни с разбегу запрыгнула в постель.
Холодный душ на этот раз не помог. Она включила кондиционер на всю мощность, но ни он, ни бесшумно вращавшийся над головой потолочный вентилятор не принесли желанной прохлады.
Ей было жарко!
Прикрыв на окнах жалюзи так, чтобы пробивался лишь узенький лучик солнечного света, она обессиленно распростерлась на постели Санни было все так же жарко и душно, как и час назад.
Изнемогая от жары, она села и, стянув через голову тоненькую ночную рубашку, бросила ее на кресло- качалку рядом с кроватью. Санни надела ее потому, что она была самая тоненькая. Белоснежный батист на узких бретельках был всегда изумительно прохладным. Всегда, но не сегодня.
Из головы не выходил тот проклятый поцелуй…
Она не ответила ему.
– Я не ответила, – уставившись в потолок, бормотала она, словно пытаясь убедить в этом самое себя.
Его губы были жадными и настойчивыми. Умело лаская ее губы, он заставил их приоткрыться, и тогда…
Санни невольно застонала, вспомнив, что случилось тогда. Все тело словно растворилось, и только между ног, там, где таилась ее женская суть, горячо бился пульс. Его язык жадно ласкал ее рот, лишая всякой способности сопротивляться. Голова послушно откинулась назад, позволяя ему проникнуть еще глубже. Поцелуй становился все более страстным…
И она позволила ему это! Больше того, она даже сама пыталась ласкать его рот!
Почувствовав, что Санни перестала сопротивляться, Тай ослабил объятия. Его руки скользнули с ее лица на шею, лаская с той же нежностью, что и губы.
– Мои пальцы все еще покрыты маслом, – прошептал он ей в ухо, – представляешь, как будет приятно, если я дотронусь ими до…
В ответ на это бесстыдное предложение ее соски стали набухать от желания. А когда он стал нашептывать, что будет делать с ней языком и губами, она ощутила в сосках такой жар, что ей захотелось попросить его перейти от слов к делу.
Очнувшись от сладостных воспоминаний, Санни зябко поежилась. Наконец-то в комнате стало прохладно. Но огонь, пылавший внутри, не угасал. Она испытывала одновременно вожделение и унижение.
– Черт бы его побрал, – пробормотала она.
Она осыпала Тая проклятиями, потому что, стоило ей совсем растаять под его умелыми ласками и захотеть принять участие в его сексуальных фантазиях, он осторожно отстранился от нее и улыбаясь сказал:
– Мне пора уходить. Я и так задержался у тебя слишком надолго.
Ее била дрожь от неудовлетворенного желания, в то время как Тай спрыгнул в лодку и, отвязывая веревку, говорил:
– На твоем месте я бы все же поостерегся сидеть тут почти нагишом. Мало ли какой псих забредет, а ближайшие соседи живут в полутора милях.
Машинально проследив его взгляд, она, к собственному ужасу, обнаружила, что лифчик купальника совсем сполз, обнажив ее грудь с розовыми припухшими сосками. Она поспешно натянула лифчик и завязала на шее бретельки.
Лукаво подмигнув, он надел солнцезащитные очки и крикнул:
– До скорого свидания, Санни! И, весело махнув рукой, умчался прочь на своей моторке.
Пытаясь стряхнуть с себя эти воспоминания, Санни помотала головой и, натянув на себя простыню, повернулась на бок. Ей хотелось заснуть и забыть обо всем, что произошло на причале. Когда она проснется. Тай Бьюмонт будет казаться ей всего лишь героем причудливого сна, не больше того.
Она до сих пор ощущала вкус его губ, она чувствовала все его тяжелое сильное тело, крепко прижимавшееся к ее бедрам. Прикосновение джинсовой ткани было таким приятным! В груди пылало пламя страсти, и с каждым откровенным словом, с каждым нежным прикосновением Тая оно разгоралось еще жарче!
Господи, как же она его ненавидела…
