ним последовало нижнее белье.
Кайла легла в кровать обнаженной — впервые за долгое время.
Потянувшись к стоящей на прикроватной тумбочке лампе, чтобы выключить свет, она заметила фотографию Ричарда и безутешно разрыдалась.
Глава 6
— Ты просто идиот, — чуть слышно произнес Тревор.
Его дыхание затуманило окно, охлажденное каплями дождя. В комнате, в которой он находился, было темно, поэтому он был избавлен от необходимости смотреть на свое отражение в зеркальной поверхности окна.
Он отхлебнул из стакана.
— Дурак и трус. — Вздохнув, он добавил: — И лжец к тому же.
Всякий раз, встречаясь с Кайлой, он лгал ей, не говоря, кем в действительности является. Понимая, что это неправильно, он, тем не менее, не мог заставить себя признаться: «Я Ловелас. Тот самый парень, о котором писал тебе муж. Тип мужчины, которого ты, по собственному признанию, ненавидишь. Эгоцентрик, считающий, что является Божьим даром женскому роду. Разрушитель репутаций. Ловелас». Она высмеивала его в своих письмах, и он заслуживал каждого укоризненного слова. Ее любимый муж погиб вместо него.
Сжав зубы и закрыв глаза, Тревор прижался лбом к оконному стеклу. Его действия были сплошной манипуляцией, полной лжи и коварства. Ему не было оправдания.
В действительности оправдание было, но кто поверит его словам? Кто поверит, что он действительно влюбился в женщину, которую никогда прежде не видел, а лишь читал ее письма? Он и сам-то с трудом принимал это как данность. Кайла, несомненно, подвергнет такое заявление сомнению.
Рано или поздно ему придется рассказать ей. Но когда? И как? Как она отреагирует, когда узнает?
Тревор нетерпеливо отвернулся от залитого дождем окна и со стуком опустил стакан на липкий столик, являющийся частью этой тусклой, дурно меблированной квартирки, в которой — он надеялся — живет лишь временно.
Он знал, какова будет реакция Кайлы, когда он откроется ей. Она придет в бешенство, обдаст его волной презрения и ненависти. Не эти чувства хотел он видеть в ее карих глазах, когда смотрел на нее.
Придя в спальню, Тревор разделся, с отвращением думая о том, что пурпурные шрамы, испещряющие и пересекающие левую часть его тела, были самым меньшим наказанием, которое он заслуживал. В действительности его следовало растянуть на дыбе за то, что не признался Кайле с самого начала.
Расскажет ли он ей все при их следующей встрече?
Нет. Какой прок от обещаний, данных себе в темной комнате, которые не собираешься сдерживать? Он ничего ей не скажет. Не сейчас. Нужно подождать, пока…
Опустившись на свое одинокое ложе, Тревор рассеянно наблюдал за серебряными нитями дождя, стекающими по оконному стеклу. Он думал о ней. Об их поцелуе.
— Боже мой, поцелуй! — простонал Тревор.
У Кайлы такие прелестные губы, теплые, слегка увлажненные, шелковистые. Он знал, что за ее сдержанностью скрывалась ответная страсть.
«Тебе известно, что я всегда любила дождь. Сегодня идет дождь, настоящий ливень, который, кажется, никогда не закончится. Похоже, солнце забыло нас и навсегда исчезло с небосклона. Я не радуюсь непогоде. Я подавлена. С неба подают не те капли, что, радостно танцуя и сверкая, собираются в лужицы. Грозные свинцовые тучи выглядят так, словно собираются обрушиться на меня сверху и расплющить.
Теперь я знаю, в чем разница. Дождь нужно делить с другими. Нет ничего милее, чем искать укрытие от дождя с любимым человеком, и нет ничего печальнее необходимости сражаться с непогодой в одиночку».
Вспомнив этот отрывок письма Кайлы, Тревор прикоснулся рукой к своему телу и тихонько застонал. Все еще ощущая на губах вкус их поцелуя, он прошептал теням:
— Если бы ты была здесь со мной, Кайла, я разделил бы с тобой этот дождь. Я разделил бы с тобой все.
— Но это безумие!
— Не хочу обсуждать эту тему, Бэбс.
— Потому что знаешь: ты не права. Так к чему упрямиться?
— Ничего я не упрямлюсь, — стояла на своем Кайла. — Это проявление здравомыслия.
Они мыли посуду после завтрака. Бэбс выражалась предельно ясно. Ее столь раннее появление в доме Пауэрсов являлось беспрецедентным случаем. Едва переступив порог, она стала выпытывать у подруги подробности свидания с Тревором.
— Поверить не могу, что ты не хочешь никуда с ним больше идти.
— Придется поверить.
— Но почему ты так решила?
— Это мое дело.
— Ты моя лучшая подруга, поэтому это и мое Дело тоже.
Кайла повесила полотенце на крючок и развернулась лицом к Бэбс.
— Перестань, Бэбс. Разве тебе недостает драматичности в собственной жизни, что ты пытаешься вмешиваться в мою?
Выйдя из кухни, она стала подниматься по лестнице на второй этаж, но подруга следовала за ней по пятам.
— Моя личная жизнь протекает прекрасно, а вот твоя находится в состоянии кризиса.
Кайла замерла на месте и поспешно обернулась.
— Мы не говорим о моей так называемой личной жизни, потому что у меня ее нет.
— А я о чем толкую?
— И я в ней не нуждаюсь, — продолжала Кайла.
— Ладно. Замени слово «личная» на «сексуальная». Давай поговорим о твоей сексуальной жизни.
Кайла продолжила восхождение по лестнице.
— Это омерзительно.
Бэбс схватила ее за руку, чтобы задержать.
— Омерзительно? Омерзительно?! С каких это пор здоровый секс считается омерзительным? У тебя он тоже, помнится, раньше был.
— Все верно, — ответила Кайла, высвобождая руку. — У меня был секс с мужчиной, которого я любила и который был моим мужем. Он уважал меня. Именно так и должно быть. — Слезы застилали ей глаза, и она поспешила преодолеть оставшиеся несколько ступеней, прежде чем Бэбс заметит, что она плачет.
Пауэрсы уже уехали в воскресную школу, а Кайла должна была присоединиться к ним как раз перед началом богослужения. Аарона Мег и Клиф забрали с собой.
Когда Бэбс вошла в спальню Кайлы, та уже сняла халат и облачалась в платье. Смягчившись, Бэбс присела на краешек кровати.
— В идеале все должно быть так, как ты говоришь, — мрачно признала она. — Но мы не такие везунчики, Кай. Поэтому приходится брать то, что предлагают.
— Только не я. У меня были совершенные отношения. На меньшее я не согласна.
— Да ты только взгляни на него! Тревор Рул самый совершенный из всех, кого можно только пожелать.
При звуке его имени рука Кайлы, застегивающая сережку, дрогнула. После бессонной ночи, проведенной в слезах, любая мелочь могла вывести ее из состояния душевного равновесия. Фотография
