– А детектив Уэсли?
– Орен тоже не знает. Я изучал Лозадо многие годы, но единственное, что я о нем знаю, так это то, что он наносит удар внезапно. Как укус одного из этих его скорпионов. Мы ничего не увидим.
– Неприятная мысль.
– Совершенно верно, черт побери. Именно поэтому он и считается таким мастером. – Они немного помолчали, потом он повернул голову и взглянул на нее. – Он тебя сексуально домогался, Ренни?
– Он разорвал мою блузку, чтобы посмотреть, нет ли на мне «жучка».
– Я не о Лозадо. – Вик подчеркнутым жестом выключил микрофон. – Т. Дэн.
– Что? Нет! Никогда!
– Кто-то другой?
– Нет. Почему ты так решил?
– Иногда девушки идут в разнос в подростковом возрасте, если они подвергались насилию в детстве.
Она печально улыбнулась:
– Перестань искать оправдание моим грехам, Вик. Его нет.
– Я не пытаюсь найти тебе оправдание, Ренни. Мне тоже трудно оправдать мое стремление затащить в постель каждую встреченную девушку. Но ведь так было.
– Для мальчиков другие правила.
– Это несправедливо.
– Да, и тем не менее.
– Только не для меня. Поверь, не мне бросать в тебя камень. – Он взял ее за руку. – Одного я не могу понять: зачем ты наказываешь себя за то, что случилось двадцать лет назад?
– А каков срок для самонаказания? – Что?
– Сколько лет прошло после убийства Джо? Он отвернулся:
– Это не одно и то же.
– Разумеется. Но показательно. Вик вдруг резко повысил голос:
– Лозадо возбудил твое любопытство. Так? Он тебя предупредил, что… Что он сказал тебе? Прежде чем ты в меня влюбишься, ты…
– Прежде чем я пущу тебя в задницу. Вот что он сказал.
Вик вздохнул и запустил пальцы в волосы. Сел на край кровати спиной к Ренни, наклонил голову и потер лоб.
– Извини, Ренни. Какую пакость тебе приходится слушать. – И тихо добавил: – И я не должен был заставлять тебя повторять.
– Неважно. Я спросила про Джо без всякой связи с Лозадо.
– Знаю.
– Что произошло, когда его убили? Вик обхватил голову руками.
– Поначалу я вообще не мог ни о чем думать. Я не мог с этим смириться, понимаешь? Джо мертв. Мой брат ушел. Навсегда. Он был рядом всю мою жизнь. И внезапно он превратился в труп в морге с биркой на большом пальце ноги. Это казалось, – он развел руки в сторону, как будто пытался подыскать нужное слово, – нереальным, ненастоящим.
Он встал и заметался вдоль кровати туда-сюда, и снова, и еще раз.
– Я так толком ничего и не осознал до похорон. Орен работал круглосуточно. Я был убит горем, а он его превозмог и старался достать Лозадо. Он заставил своих перевернуть каждый камень на парковке, заглянуть под каждую травинку на лужайке, чтобы найти хоть какой-то след. Ведь Орену для получения ордера на обыск или даже для вызова на допрос требовалась хоть какая-то улика, говорящая о том, что Лозадо был на месте преступления. И вот как раз перед похоронами Орен сказал мне, что они кое-что нашли. Шелковую нитку. Всего лишь нитку, серую, длиной в два дюйма. Ее уже проверили в лаборатории и пришли к выводу, что она от очень дорогого материала, какой продается здесь только в самых роскошных магазинах. Как раз такую одежду и носит Лозадо. И если они найдут у него одежку, сшитую из такой ткани, они его прищучат.
Вик замолчал. Ренни не торопила его. Наконец он продолжил:
– Народу на похороны пришло прорва. Пришли полицейские, чтобы почтить память погибшего, ты знаешь, так всегда бывает. Церковь даже всех не вместила. Пел церковный хор, ангелы не спели бы лучше. Все говорили очень трогательные слова. И священник тоже. Но я ничего не слышал. Ничего. Ни пения, ни прощальных речей, ни слов пастора о загробной жизни. Я мог думать только об одном – этой шелковой нитке.
Он снова отошел к окну и встал там, глядя на океан:
– Я с трудом высидел службу на кладбище, последнюю молитву, салют из двадцати одной винтовки. Грейс и Орен устроили поминки. В их дом набилось до сотни народу, так что мне удалось улизнуть незамеченным. Лозадо тогда жил в доме недалеко от студенческого городка.
Вик обхватил себя руками, будто в ознобе:
– Ты сама можешь догадаться, что случилось. Я перевернул у него все вверх дном. Рылся в стенных
