– Он все время повторял, что не допустит, чтобы ее ребенок был незаконнорожденным.
Алекс пристально посмотрела на него из-за темных очков.
– Тогда почему он сам на ней не женился?
– Он сделал ей предложение.
– Что же помешало?
– Я. Я тоже ей сделал предложение. – Заметив ее замешательство, он выдохнул:
– Все ведь случилось на следующее утро после э-э…
– Понятно. Продолжайте.
– Седина еще не совсем пришла в себя и сказала нам, что плохо соображает и не может принять решение. Она умоляла нас не приставать к ней. Но Рид сказал, что она должна выйти замуж немедленно, а то все узнают, что случилось.
– Все равно все узнали, – заметила Алекс.
– Он хотел, сколько мог, защитить ее от сплетен.
– Должно быть, я очень тупа, но я никак не могу этого понять. Двое любящих мужчин умоляют Седину выйти замуж. Почему же она отказывается?
– Она не хотела выбирать между нами. – В раздумье он сдвинул брови. – Знаете, Алекс, это было первое умное и зрелое решение Селины. Мы учились в последнем классе. Бог свидетель, у Рида совсем не было денег. А у меня деньги были, но моих родителей хватила бы кондрашка, если бы я женился, не кончив школы, да еще на Седине, носившей ребенка от другого.
Однако у нее была еще одна причина, более важная, чем деньги или согласие родителей. Она знала: если она предпочтет одного из нас, это навсегда разрушит нашу дружбу. Третий стал бы лишним. И когда ей пришлось принимать решение, она не захотела разбивать наш треугольник. Забавно, правда? Хотя он все равно не уцелел.
– Что вы хотите сказать?
– Когда мы вернулись из Эль-Пасо, отношения между нами изменились. Раньше мы всегда были предельно честны друг с другом, а теперь все время как бы настороже. – В его голосе звучала грусть. – Когда она ходила беременной, Рид виделся с ней гораздо реже меня, да и я навещал ее нечасто. Мы были заняты в школе, а она в основном сидела дома. Ну мы, конечно, делали вид, что нас по-прежнему водой не разольешь, но когда сходились вместе, то слишком старательно притворялись, что все в порядке.
В тот вечер, когда она попыталась избавиться от вас, вы стеной встали между нами. Ни один из нас так и не смог ни перелезть через нее, ни обойти ее, ни пробиться сквозь. Стена оказалась непреодолимой. Разговоры стали вымученными. Смех неестественным.
– Но вы ведь не бросили Седину.
– Нет. В тот день, когда вы родились, мы с Ридом примчались в больницу. Не считая вашей бабушки, мы были первыми людьми, с которыми вы познакомились.
– Очень этому рада, – быстро сказала она.
– Я тоже.
– Будь я на месте Седины, я бы уловила момент и подцепила кого-нибудь из вас.
Его улыбка медленно угасла.
– Рид больше не делал ей предложения.
– Почему?
Джуниор знаком попросил официантку налить ему еще кофе. Затем, зажав чашку между ладонями, уставился в ее темную глубину.
– Он так и не простил ее.
– За Эла Гейгера?
– За вас.
Пораженная, Алекс прикрыла рот рукой. Знакомое чувство вины, которое она носила в себе всю жизнь, словно тисками, сдавило ее.
Почувствовав ее волнение, Джуниор поспешно сказал:
– Не потому что она забеременела. Он не мог простить ей попытки аборта.
– Не понимаю.
– Видите ли, Алекс, сам Рид ведь выжил наперекор судьбе. Если кому-то и было написано на роду пойти по кривой дорожке, так это ему. Казалось, скорее рак на горе свистнет, чем он выбьется в люди. Работники попечительных заведений, если бы такие водились тогда в Пурселле, наверное, показывали бы на него пальцем и говорили: «Вон идет пропащий человек. Он плохо кончит. Вот увидите». И ошиблись бы. Несчастья только закаляют Рида. Он отважен. Силен. Его сбивают с ног, а он поднимается к продолжает драться.
Теперь возьмем меня, – предложил он с презрительным смешком. – У меня столько недостатков, что я могу смотреть сквозь пальцы на слабости других. И я понимал, какое смятение и ужас, вероятно, испытывала Седина. Она пошла на отчаянный шаг, потому что испугалась, что все раскроется.
А вот Риду не понять, как можно выбрать путь наименьшего сопротивления. Он не простил ей этой слабости. Он чертовски требователен к себе и всех меряет на свой аршин. Но по его мерке почти невозможно жить. Поэтому он постоянно разочаровывается в людях. Он слишком высоко поднимает
