– Не входи сюда, – проскрежетала Мерл, едва дыша. – Видеть тебя не желаю. Все из-за тебя!
– Да ты что, бабушка? – испуганно спросила Алекс. – О чем ты говоришь?
– Не нужна ты мне здесь.
Смущенная такой откровенной враждебностью, Алекс оглянулась на стоявших позади врача и сестру. Те непонимающе пожали плечами.
– Почему же ты не хочешь меня видеть? Я ведь из самого Остина ехала.
– Это ты виновата, что она умерла, сама знаешь. Если б не ты… – Мерл застонала от боли и вцепилась в простыню бескровными, похожими на спички пальцами.
– Ты о маме? Ты считаешь, что я виновата в ее смерти? Глаза Мерл вдруг распахнулись.
– Да, – злобно прошипела она.
– Но ведь я была всего лишь ребенком, совсем крохой, – возразила Алекс, облизнув пересохшие от отчаяния губы. – Как же я могла?
– Спроси их.
– Кого, бабушка? Кого спросить?
– Тех, кто ее убил. Ангуса, Джуниора, Рида. Но главное – ты, ты, ты.
Тут Мерл впала в коматозное состояние, и врачи увели Алекс. От страшного обвинения она оцепенела; оно стучало у нее в мозгу, надрывало душу.
То, что Мерл считала Алекс виновной в смерти Седины, объясняло очень многое в их отношениях. Алекс всегда мучилась вопросом, почему бабушка с нею неласкова. Каких бы успехов она ни добивалась, заслужить похвалу бабушки не могла. Алекс знала, что ее никогда не считали такой же одаренной, умной или обворожительной, как эту улыбающуюся девушку на фотографиях, в которые с жадной тоской всматривалась Мерл.
Алекс не держала обиды на свою мать. Наоборот, она боготворила и обожала ее со слепой страстью ребенка, выросшего без родителей. Она постоянно стремилась во всем быть не хуже Селины, и не только для того, чтобы стать ее достойной дочерью. Она также отчаянно надеялась добиться любви и одобрения Мерл. Оттого-то как обухом по голове ударила ее фраза из уст умирающей бабушки, что в убийстве Селины виновата она, Алекс.
Врач осторожно спросил, не желает ли она, чтобы миссис Грэм отключили от системы жизнеобеспечения.
– Мы ничего для нее уже сделать не можем, мисс Гейтер.
– Нет, можете, – заявила Алекс так свирепо, что врач опешил. – Вы можете не дать ей умереть? Я буду звонить постоянно.
По возвращении в Остин она немедленно подняла дело об убийстве Седины Грэм Гейгер. Много бессонных ночей провела она, изучая протоколы и другие судебные документы, а потом направилась к своему начальнику, прокурору округа Трэвис.
Попыхивая сигаретой, Грег Харпер перебросил ее из одного уголка рта в другой. В суде Грега считали грозой изворачивающихся обвиняемых, лжесвидетелей и педантичных судей. Разговаривал он всегда слишком громко, слишком много курил и слишком много пил, носил пятисотдолларовый костюм в мелкую полоску и ботинки из кожи игуаны, стоимость которых в два раза превышала стоимость костюма.
Прокурор любил пускать пыль в глаза и мнил себя по меньшей мере пупом земли. Он был проницателен, честолюбив, безжалостен, неумолим и к тому же страшный охальник; он, вероятно, вполне мог бы найти себе подходящее местечко в политических кругах штата – чего он, собственно говоря, и добивался, ценил одаренность. Потому он и взял Алекс к себе в помощники.
– Хотите поднять дело об убийстве, которому уже стукнуло добрых двадцать пять лет? – спросил он, когда она объяснила, с какой целью просит организовать совещание в Пурселле. – А причина для пересмотра имеется?
– Убитая – моя мать.
За все время, что она знала Грега, он впервые задал вопрос, на который не знал заранее ответа и не мог его даже предугадать.
– Господи, Алекс! Извините. Я этого не знал. Она слегка пожала плечами.
– Ну, такие вещи не очень-то рекламируют, правда?
– Когда это случилось? Сколько вам было лет?
– Я была еще младенцем. Я ведь ее совсем не помню. Матери было всего восемнадцать, когда ее убили.
Длинной костлявой рукой он потер свое такое же длинное и худощавое лицо.
– Официально считается, что убийство осталось нераскрытым?
– Не совсем так. Одного подозреваемого арестовали, предъявили ему обвинение, но дело до суда не дошло и было закрыто.
– Объясните-ка мне все толком, но покороче: у меня сегодня обед с генеральным прокурором штата. Даю вам десять минут. Выкладывайте.
Когда она закончила рассказ, Грег, нахмурясь, прикурил очередную сигарету от предыдущей, докуренной до самого фильтра.
– Черт возьми, Алекс, так вы говорите, там замешаны Минтоны? Значит, ваша бабушка и впрямь считает, что один из них укокошил вашу мать?
