– Это как так не считает?! – грозно воскликнула герцогиня.
– Мне они кажутся безобразными и похожими на обезьянок, – не сдавался Блейк. – Но ты, бабушка, слишком упряма, чтобы признать правду.
Аделайн перевела взгляд на улыбающуюся Алису.
– Ну хорошо, пусть они не красавцы, – произнесла она. – Но мой новорожденный внук был в сто раз уродливее, чем они, и действительно смахивал на обезьяну.
Блейк смутился и посмотрел на жену, словно искал у нее поддержки.
– Ты очень красив, Блейк, – заверила она его и добавила
– Только женщины способны увидеть красоту там, где ее нет, – заявил герцог, вставая с кровати, на которой сидел.
– Ты хочешь сказать, что на самом деле ты не красив? – насмешливо спросила Аделайн.
– Нет, я-то красив, а вот тебе советую посмотреть на себя в зеркало. Парадный тюрбан плохо сочетается с домашним халатом, – заявил Блейк. – Я должен вас покинуть; я двое суток не спал и теперь валюсь с ног от усталости.
Блейк, наклонившись, поцеловал жену в лоб и вышел из комнаты. Алиса вздохнула. Наверное, еще не настало время признаний в любви. Во всяком случае, она дождется подходящего момента для того, чтобы открыть мужу сердце.
– Ты уже решил, как назовешь сыновей? – спросила Аделайн, войдя в кабинет Блейка.
Герцог встал с постели час назад и сразу же поспешил в спальню жены. Однако сиделка выставила его за порог. И теперь Блейк пребывал в дурном расположении духа.
– Пусть Алиса сама назовет их, как хочет. Мне до этого нет никакого дела, – заявил он и позвонил в, колокольчик.
Ошеломленная таким ответом, Аделайн открыла рот от изумления. Ей потребовалось несколько минут, чтобы оправиться от шока. Она опустилась в уютное кресло, стоявшее у письменного стола. Блейк тут же с саркастической улыбкой заметил, что не приглашал ее сесть. Однако Аделайн пропустила его слова мимо ушей.
– Род Девериллов существует уже на протяжении нескольких столетий, и мы всегда давали своим наследникам имена предков. Тебя, например, назвали в честь отца. А твоему отцу дали имя основателя нашего рода, первого герцога Деверилла, рыцаря, которому пожаловал земли сам Вильгельм Завоеватель за его доблесть и…
– Прошу тебя, бабушка, перестань, – поморщившись как от зубной боли, сказал Блейк и снова нетерпеливо позвонил в колокольчик. – Я уже не раз слышал это предание и сам могу рассказать его тебе.
– В таком случае ответь на мой вопрос. Как ты собираешься назвать своих сыновей?
– Спроси об этом у моей жены, – процедил Блейк сквозь зубы.
В этот момент в кабинет вошел Кэррик.
– Где Пауэрс? – накинулся на него герцог. – Почему он не является на мой зов?
Кэррик бросил на него смущенный взгляд.
– Пауэрс пошел в покои ее светлости, чтобы проведать новорожденных, – ответил он. – Я к вашим услугам, ваша светлость. Что вы желаете?
– Принесите мне кофе и помогите герцогине подняться с кресла, она уже уходит.
Аделайн пронзила внука сердитым взглядом.
– Не забывай о своем долге, Блейк, – сказала она. – Ты должен продолжить традиции нашего рода.
– Я это знаю, мадам. Но сейчас мне прежде всего нужен покой, а вы нарушаете его.
Когда Аделайн в сопровождении Кэррика вышла из кабинета и дверь за ними закрылась, Блейк опустился в кресло и посмотрел в окно. Он давно уже придумал, как назовет сыновей и какие титулы даст им. Старшего из близнецов он назовет в честь своего отца Энтони, а младшего – Стивеном. Энтони будет маркизом Уэстоном, а Стивен унаследует Лайонфилд, одно из поместий герцога.
«Главное, чтобы они не унаследовали дурную традицию нашего рода выбирать неверных жен», – с горечью подумал Блейк. Его мать бросила его отца, у него самого тоже были нелады с женой на почве ревности. Блейку казалось, что их род преследует злой рок.
В дверь негромко постучали, и в кабинет вошел Кэррик с серебряным подносом в руках, на котором стоял кофейник и чашка с блюдечком. Боязливо поглядывая на герцога, слуга налил ему кофе.
– Что-нибудь еще, ваша светлость? – спросил Кэррик.
– Ничего, вы свободны, Кэррик, – промолвил Блейк. Он был погружен в свои мысли. Внезапно оживившись, Блейк остановил слугу: – Хотя подождите-ка, мне надо у вас кое-что спросить. Вы не помните, что сказала герцогиня, когда вы отвозили ее в Лондон?
Кэррик застыл на месте, наморщив лоб. Несколько секунд он напряженно вспоминал.
– Вы имеете в виду прошлую весну, ваша светлость?
– Да, я говорю о весне прошлого года.
Блейк уже жалел о том, что задал этот вопрос. Ему не хотелось представать перед слугами человеком слабым, не умеющим справляться даже со своей женой.
– По-моему, тогда она говорила о том, что ей не терпится увидеть вас, ваша светлость.
