Надо отдать Джерри должное – он продолжал пребывать в иллюзии, что отошел от дел, несмотря на отчаянные мольбы парня, несмотря на то, что его жена почти закрыла телевизионное изображение, до тех пор, пока до него не донеслось:
– …Мы уже подсчитывали товар, когда он вошел. Наверное, мы забыли запереть дверь. Вы говорили – дать вам знать, если произойдет что-то необычное. Так вот, этот незнакомец очень необычен. Он все еще в магазине. Мистер Джонс пытается задержать его до вашего прихода. Он подумал, что проще и быстрее обратиться к вам, чем звонить в город, ведь вы живете рядом.
Незнакомец?
– Мистер Джонс говорит, что уже видел этого парня. На нем зеленый плащ и большая – во! – обвислая шляпа.
Джерри почти услышал щелчок у себя в мозгу; этот звук вывел его из прострации, обострил все чувства, превратил снова в полицейского.
Супермаркет Джонса был всего в нескольких домах от него. Дженкинс Джонс уже рапортовал о том, что появлялся незнакомец. Джон всех предупредил, чтобы обращать внимание на каждого, кто казался необычным.
Жена сразу же догадалась, что Джерри снова вернулся к роли помощника шерифа. Может она тоже слышала щелчок? Не очень умело стараясь скрыть озабоченность на своем лице, Синди послушно и робко протянула ему портупею.
За ту секунду, что понадобилась Джерри, чтобы взять портупею и надеть ее, у него промелькнула мысль, как ей это удается. Как Синди выдерживала все эти часы плохого настроения и неопределенности? И, кажется, впервые подумал о том, сколько еще времени пройдет, прежде чем она сдастся и оставит его или прежде чем его пристрелят на дежурстве и он не вернется домой Джерри поцеловал жену.
Это был быстрый, но искренний поцелуй. Он поцеловал ее в губы в гостиной, в присутствии посыльного, вложив в это короткое, быстрое движение все свои эмоции, раскаяния и желания.
Потом Джерри ушел.
После его ухода Синди Нильс тихо постояла в гостиной, прижав пальцы к губам, к тому месту, где остался след поцелуя, стараясь прийти в себя.
Она расплакалась.
Джерри никогда раньше так себя не вел, никогда в нем не было столько нежности и заботы, и это потрясло ее до глубины души.
Небо чернело, а земля белела под снежным покрывалом, как будто кто-то нарисовал картину мира в черно-белом варианте на ветровом стекле джипа «Чероки» Мевис Коннетти. Пожалуй, в такую ночь ее ничто, кроме пожара, не могло бы выманить на улицу. Но Дин, доктор Дин Трумэн – это другое дело.
Когда она подъехала, дом окутывал мрак.
Дина нет?
Буря, это, должно быть, из-за бури. У него отключилось электричество. Это сулило свечи и огонь в камине, а значит, романтическую атмосферу. Ветер набросился, как стая голодных волков, когда Мевис пошла по аллее к дому Она достигла крыльца.
Скрип. Дверь приоткрылась. Чуть-чуть. Щель не шире ладони.
– Дин? – ее дыхание участилось. – Дин, ты здесь? Ответа не последовало.
Мевис смотрела в это узкое пространство, в полоску темноты, как бы стараясь разглядеть следы его присутствия в доме.
– Дин, это я, Мевис. Ответа не было.
Ветка дерева неожиданно треснула, и это прозвучало как выстрел в ночи. Дверь открылась вдвое шире, теперь бесшумно, и Мевис захлестнула волна безотчетного страха.
– Дин?
Свет уличного фонаря просочился внутрь, намекая на глубину и загадочность темного мира.
Сквозняк? Но неужели настолько сильный, чтобы открыть тяжелую дверь?
Скрип.
Теперь она уже могла различить мебель, светлые тона дивана…
– Дин, это ты? Тишина.
Мевис почувствовала, как переполняющие ее страхи тянут ее, будто струи воздуха детский воздушный шар, к спасительному джипу. Она повернулась, чтобы уйти.
– Мевис…
Это ветер шуршал в отяжеленных ветвях деревьев? Это только почудилось? Ей просто хотелось это услышать?
Мевис остановилась, повернула обратно к двери.
– Это ты, Дин? Нет ответа.
– Дин, мне это не нравится.
– Мевис… – произнес голос, на этот раз более отчетливо, как будто ее смятение придало ему ясность.
Это был Дин. Или нет?
