– На этот счет у каждого своя история.
– А какова твоя?
– Сбивает с толку. Но зато правдивая. Пайпер усмехнулась:
– Это самое лучшее.
– Мы были совсем детьми – одиннадцать – двенадцать лет. Футбольная команда высшей школьной лиги провела свой лучший сезон. По сути трудно стало только в финале. Но то игра была с Окриджем.
– Окридж, – со знанием дела сказала Пайпер. – Легенда нашего штата.
– Точно. Как бы там ни было, у кого-то возникла блестящая идея, что будет очень смешно, если мы соберемся у моста через Вилламет и, когда покажется автобус команды Окриджа, повернемся задом и спустим штаны.
Пайпер прижала ладонь к губам и фыркнула от смеха:
– О боже, вы засветили команде Окриджа?
– Нет. Мы пытались засветить футбольной команде Окриджа. Я помню, Натан стоял на страже…
– Он? С его толстенными стеклами?
– Точно. Итак, он дал сигнал, мы повернулись, сняли штаны и хохотали, как дураки, выставив свои тощие ягодицы. Но когда автобус проехал, я увидел надпись на заднем стекле: «Первая баптистская церковь Черной Долины».
– О нет!
– О да! Мы поприветствовали хор. Я как сейчас вижу лицо миссис Аберкромби, прижатое к стеклу, с выпученными глазами и отвисшей до предела челюстью.
– Органистки? – задыхалась от смеха Пайпер.
– Семидесятидвухлетней органистки, – добавил Дин. – Именно священник первым назвал нас Великолепной пятеркой.
Глаза ее от смеха наполнились слезами. Но через минуту улыбка Дина пропала.
– Великолепная пятерка все еще жива. Великолепная четверка уже ничто, – пробормотал он.
– Дин?
– Так любил говорить Клайд, и теперь… Они молчали.
– Значит, ты считаешь, что за всем этим стоит бродяга? – спросила Пайпер.
– Илия? Он определенно чокнутый.
– Зачем ему нужно было тебя увидеть? Что он сказал? Дин улыбнулся.
– Что? – потребовала она, заметив его улыбку.
«Все дело в ее интуиции», – уверял себя Дин. Пайпер жила в унисон с внешним миром, чрезвычайно наблюдательная к малейшим изменениям, несмотря на свой подсознательный уровень.
– Ну же, док. Что он сказал?
Дин пожал плечами:
– Ничего существенного. Только… Чтобы я был внимательным. Что я не сумасшедший…
– Присяжные могли бы это оспорить, – сказала она со смешком.
– А потом он…
Пайпер повернулась к Дину горящим от детского любопытства лицом:
– Что?
– Потом он, ну, он… исполнил своего рода танец.
Ее взгляд необычайно долго задержался на его лице. Джип двигался сам собой. Наконец Пайпер улыбнулась, и последовал взрыв смеха.
– Танец? Он исполнил танец? – спрашивала она, задыхаясь от смеха. – Какой же танец?
Ее смех был заразителен. Дин безуспешно старался не поддаваться веселью.
– Даже не знаю. Два шага, вперед-назад. Руки в боки, что-то такое незамысловатое.
Его слова только вызвали новый приступ смеха. Это был очищающий смех. После всех тревог дня и ночи, после чудовищного напряжения смех был как вздох облегчения.
– Помнишь этот фильм – «Доктор Дулитл»? – спросила она, хватая ртом воздух.
– С Рексом Харрисоном?
– Нет, другой, с Эдди Мерфи. Тот, с морской свинкой, – Пайпер отпустила непослушный руль и повертела руками, как будто помешивая что-то в огромном горшке, потом с убийственным выражением лица и скрипучим голосом Криса Рока пропела: – «При-хо-ди-и сего-о-дня но-очью…»
Дин хмыкнул от удовольствия.
Машина резко остановилась у дома Трумэна, обдав все вокруг волной снега.
– Вот мы и дома, док. Ну что, пригласишь меня выпить? – отблески огней приборной доски плясали на
