нее нечто более ценное, чем ювелирные украшения, меха или деньги. От этих таблеток зависела ее жизнь.
— Благодарю за предложенную помощь, Джефф. — Она постаралась придать своему голосу как можно больше спокойствия. — Но я надеюсь, что очень скоро мне доставят необходимые лекарства из аптеки.
Кэт вышла из своего кабинета — Джефф следовал за ней по пятам.
— Куда вы идете?
— Я дозвонилась до доктора Салливана, — сообщила Мелия, когда Кэт поравнялась с ее столом. — У него сейчас пациент, но его медсестра обещала немедленно передать ему вашу просьбу.
— Спасибо.
Кэт повернулась к Джеффу.
— Если какой-то сукин сын думает, что это смешно, я намерена его разубедить.
Отдел новостей был настоящим раем для любителей дурацких шуток. Его сотрудники постоянно соревновались между собой, чей розыгрыш окажется самым удачным — или неудачным, в зависимости от того, с какой стороны смотреть.
Проделки были самого разного пошиба. Кто-то мог подложить в общественный холодильник специально изготовленную из пластика рвотную массу, а кто-то распространить слух о том, что президента США только что застрелили в мужском туалете заправочной станции на тридцать пятой автомагистрали.
Кэт подошла к столу редактора. Это был седоватый брюзга, привыкший, несмотря на эмфизему легкого, курить одну сигарету за другой и недовольный тем, что отдел новостей объявили зоной, свободной от курения. У него постоянно был хмурый вид, и он ни с кем не поддерживал дружеских отношений. Несмотря на все это, он заслужил всеобщее уважение, поскольку обладал удивительным чутьем на новости. Когда он приказывал что-то сделать, даже наиболее эгоистичные репортеры не решались ему перечить.
С ним чуть не случился припадок, когда Кэт нажала на клавишу интеркома на его столе.
— Эй, ребята, — ее голос, усиленный громкоговорителями, загремел на весь зал, разделенный перегородками на ряды персональных рабочих столов, — эй, все, — поправилась она. Кэт уже знала, что техасцы не любят обращение «эй, ребята». — Хочу сообщить тому больному, который решил пошутить и украл у меня таблетки против отторжения тканей, что это вовсе не смешно.
— О чем, черт побери, вы говорите? — пропыхтел редактор.
Не обращая на него внимания, Кэт продолжала говорить в интерком:
— Было по-настоящему смешно, когда мои гигиенические салфетки использовали для того, чтобы обеспечить звукоизоляцию нашего буфета. Я сама смеялась над собственным портретом с закрученными кверху усами и подрисованной третьей грудью. Но то, что случилось сегодня, это уже не смешно, ясно? Я не жду, что виновный сознается, прошу только впредь этого не делать.
— Отойдите от этой штуки. — Редактор отобрал у Кэт свой интерком, которым до нее не смел пользоваться никто, кроме него самого. — Что вас так взбесило?
— Кто-то стащил мои таблетки.
Сотрудники отдела новостей вышли из-за своих столов и с любопытством уставились на них.
К столу редактора подошел заведующий отделом и хмуро спросил:
— Что, черт возьми, здесь происходит? Кэт повторила то же самое и ему.
— Я уверена, что тот, кто забрался в мой кабинет и вытащил лекарства из ящика стола, не хотел причинить мне вред. Однако шутки такого рода не только глупы, но и опасны.
— С чего вы взяли, что этот кто-то из отдела новостей? — спросил заведующий.
— Я не знаю этого наверняка, — призналась Кэт, — но любой из работающих на этом этаже может легко проникнуть ко мне в офис, не привлекая к себе внимания. А здесь все любят хорошенько пошутить. И чем выходка отвратительнее, тем больше веселья она вызывает. Но с этими таблетками шутить нельзя.
— Я убежден, что все сотрудники отдела новостей хорошо осведомлены об этом, мисс Дэлани.
Такая уверенность в своих подчиненных заставила Кэт засомневаться в справедливости ее первоначальной реакции. Возможно, она слишком поторопилась со своими обвинениями.
— Простите, что не совладала с собой и оторвала всех от работы. — Кэт чувствовала себя очень неловко. — Если что-нибудь услышите, пожалуйста, дайте мне знать. Не вступая в дальнейшие дискуссии, она удалилась в свой кабинет.
— То, что вы просили прислать из аптеки, уже в пути, — сообщила ей Мелия, все еще продолжая дуться. — Они сказали, что доставят в течение двадцати минут. Это достаточно быстро?
— Превосходно. Спасибо. Дайте мне минуту, чтобы прийти в себя, а затем снова соедините меня с Шерри. Джефф, принеси мне, пожалуйста, папку Денни.
Кэт чувствовала, что ей необходимо хоть немного побыть одной, поэтому она плотно закрыла дверь между своим кабинетом и комнатой, где остались ее присмиревшие сотрудники. Прислонившись спиной к двери, она сделала несколько глубоких вдохов. Сейчас ее шелковая блузка еще сильнее прилипла к телу, чем когда она вернулась в офис из одуряющей уличной жары. Она вся покрылась испариной от нервного напряжения. Ее колени дрожали.
В течение трех лет она пыталась убедить себя, что ничем не отличается от других, что в ней нет ничего необычного.
Но факт оставался фактом: у нее было пересаженное сердце.
Это означало, что она не такая, как все, у нее имелись свои потребности, которых не было у других, независимо от того, нравилось это ей самой или нет. И так будет всегда, пока она жива.
Сегодняшний кризис быстро разрешился, к тому же он не имел далеко идущих опасных последствий. И тем не менее он весьма ощутимо напомнил ей о том, как она, в сущности, хрупка и уязвима.
Глава 17
Кэт впервые довелось испытать на себе печально знаменитый гнев Билла Уэбстера, который ему, однако, почти всегда удавалось держать под контролем. Она слышала, что он редко выходил из себя, но, когда это все-таки случалось, все здание буквально сотрясалось от его ярости. В это утро его гнев был направлен на нее.
— Кэт, они были просто вне себя. Она, как могла, смягчила ответ:
— У них были на то все основания.
— Они считают, что им представили эту девочку в неверном свете.
— Так и есть. Но непреднамеренно. Уэбстер с шумом выдохнул воздух. Он сумел умерить свой гнев, но его лицо все еще оставалось красным.
— «Дети Кэт» — общественное достояние. На счету этой программы уже несколько удач. Она стала своего рода символом WWSA.
— Но одновременно моя программа может стать и ахиллесовой пятой компании, — продолжила Кэт, следуя за ходом его мысли.
— Вот именно. Я по-прежнему целиком и полностью поддерживаю наш проект. Мне бы не хотелось, чтобы вы думали, что я сдрейфил. Но ваша программа дает повод для судебного преследования. Мы становимся мишенью для нападок со стороны государственных органов, со стороны тех, кто намерен усыновить ребенка, и со стороны его родителей, — словом, всех, кто имеет на нас зуб за какие-то наши прегрешения, подлинные или мнимые. Наша телекомпания уязвима со всех сторон.
— И неизвестно, с какой из них будет нанесен удар. Билл коротко кивнул.
— Когда мы еще только создавали эту программу, мы хорошо понимали, чем рискуем. Как главный исполнительный директор я сознательно иду на риск, поскольку возможная польза всецело его оправдывает. Но надо действовать с необычайной осторожностью, чтобы впредь не случалось подобных инцидентов.
