— Ты вся белая как полотно. Что произошло? Почему у тебя мокрые волосы?
— Я их вымыла.
— Ты мыла голову? После того как позвонила мне и говорила таким голосом, что я решил, будто речь идет о жизни и смерти, ты стала мыть голову?
— Прекрати на меня кричать! — Она властно кивнула головой в сторону гостиной. — У меня был гость. Циклоп.
Рокер оставил отчетливые следы своего пребывания на ее диване и оттоманке. Алекс громко выдохнул и провел рукой по волосам.
— О Господи! Как он вошел?
— Я его впустила.
— Ты что сделала!
— Он угрожал, что, если я его не впущу, он причинит какой-нибудь вред Майклу.
— Он мог причинить вред и тебе.
— Но не причинил.
— Теперь ты на меня кричишь. Что он хотел?
— Давай лучше пойдем в кухню, — устало проговорила она. — Я использовала весь баллончик освежителя воздуха, но все еще чувствую здесь его запах.
Кэт прошла вперед. На плите уже кипел черно-белый чайник. Она спросила, не хочет ли он чаю. Уж лучше глоток чистого виски, ответил он, но не чай, нет, спасибо.
Она наполнила свою чашку, добавила чайную ложечку сахара и села напротив него за кухонный стол. Ее пальцы, обнявшие чашку, казались прозрачными.
— Что он хотел, Кэт?
— Денег.
— В уплату за сердце Спарки, да? Кэт вскинула на него глаза.
— А ты откуда знаешь?
— Я читал, что такое бывает. Человеку пересаживают роговицу, или печень, или куски кожи. Как только он поправляется, кто-нибудь из членов семьи донора приходит к нему и требует плату.
— Я тоже об этом слышала, — сказала Кэт, с унылым видом кивая головой. — На наших групповых сеансах это указывалось в качестве одной из причин, почему доноры и реципиенты не должны знать друг друга. — Она сложила руки крестом на груди. — Но я не думала, что кто-то может на самом деле проявить подобное корыстолюбие.
— Циклоп может.
— Он был отвратителен. Там, где он дотрагивался до меня своими грязными пальцами, до моей шеи и волос… в общем, у меня было такое ощущение, что меня изнасиловали. Я потом очень долго стояла под горячим-горячим душем.
Кет поднесла чашку к губам, едва удерживая ее дрожащими руками. Когда она поставила чашку на блюдце, они звякнули друг об друга.
— Мне было очень неловко беспокоить тебя, Алекс.
— Что ты, никакого беспокойства, — соврал он.
— Я не знала, кому еще звонить. Конечно, можно было позвонить лейтенанту Хансейкеру, но я почему-то мало в него верю.
Алекс подумал, что это можно рассматривать как комплимент.
— Ты правильно поступила. Этой ночью ты не должна быть одна. Трудно было заставить Циклопа уйти?
— Да нет, не очень. Я сказала ему, что все это блеф и что он получит от меня деньги только через мой труп. — Со слабой улыбкой она добавила:
— Он сказал, что может мне это устроить.
— Он ведь мог и убить тебя.
— Я убедила его, что, если он хочет получить деньги, убивать меня — глупо.
Просто чудо, что Циклоп не причинил Кэт никакого вреда, подумал Алекс. В то же время он был очень недоволен ее поведением.
— Ты, небось, вовсю шутила, да? Я так и слышу, как ты отпускаешь свои обычные шуточки. Какого черта тебе понадобилось махать перед ним красной тряпкой?
— А что бы ты мне посоветовал делать? Сжаться в комок, зареветь и показать ему, как я перепугалась? Не забывай, что я должна была помнить и о Кисмет с Майклом. Можно не сомневаться, что он выместит свою досаду на них.
— Он был раздосадован, когда уходил?
— Мягко говоря. Мне кажется, он был уверен, что сумеет так меня напугать, что я выпишу ему чек сегодня же. Когда же я отказалась, он пришел в ярость. Я совершенно определенно заявила ему, что не дам ни цента.
— На что он ответил…
— Что я об этом пожалею.
Алекс тоже боялся за Майкла и его мать, но решил успокоить Кэт.
— Циклоп еще долго не решится поднять руку на Майкла. Всего несколько недель назад ему едва удалось избежать долгого тюремного заключения.
— Будем надеяться, что хоть это его остановит, потому что на кровное родство тут надеяться не приходится. Майкл не его сын. — Она рассказала ему то, что поведал ей Циклоп. — Может быть, это объясняет, почему фотография Майкла произвела на меня такое впечатление даже раньше, чем я познакомилась с ним самим.
Алекс наклонился к ней через стол.
— К чему ты клонишь?
— Ни к чему.
— Ну, Кэт, не валяй дурака. Я примчался к тебе на помощь по первому твоему зову — разве этим я не заслужил право знать все твои секреты?
— Да глупости все это. — Кэт издала тихий смешок, слегка пожала плечами и стала помешивать ложечкой чай — явные признаки того, что ей хотелось как-то протянуть время.
Наконец она сказала:
— С того момента, как врачи стали делать операции по пересадке сердца, начались дискуссии о том, могут ли какие-то черты личности донора перейти реципиенту.
Алексу потребовалось несколько мгновений, чтобы переварить услышанное, затем он попросил:
— Продолжай.
— Конечно, это глупо, — объявила Кэт, от волнения говоря чуть громче обычного. Затем на какое-то время замолчала, чтобы немного собраться с мыслями и успокоиться. — Человеческое сердце — это орган, аппарат, некий физиологический механизм. А вот сердце каждого человека в отдельности, где живет его или ее душа, это нечто совершенно иное.
— Тогда почему же ты инстинктивно связала свою привязанность к Майклу с тем, что его отец, возможно, стал твоим донором?
— Я вовсе не усматриваю здесь никакой связи.
— Нет, усматриваешь. И Циклоп тоже мыслит в этом же направлении.
— Ну, уж этого мерзавца как раз меньше всего интересует, кто кому какой орган передал, — с жаром проговорила Кэт. — Он просто узрел шанс выколотить из меня деньжата. Он ненавидит Майкла, потому что этот ребенок своего рода живое наследство Кисмет от Спарки. Циклоп все эти годы мстил Кисмет за то, что та предпочла Спарки ему. Он превратил ее жизнь в ад. Неудивительно, что у нее такой загнанный вид.
— Они не находятся под твоим покровительством, Кэт. Кэт взглянула на него так, как будто он только что помочился на американский флаг.
— Еще как находятся! Они люди, и они в опасности.
— Твой альтруизм достоин всяческого восхищения, но нельзя же спасать всех, кому не повезло в этой жизни.
— Если Циклоп что-нибудь им сделает, я не смогу после этого спокойно жить. А ты бы смог? Разве
