— Думаю, она скорее всего придерживается либеральных взглядов. Знаете ли, она всегда берет сторону слабых. Женщины, батраки, иностранцы и подобные… Она голосовала за президента Меррита. — Он одарил улыбкой мрачную группу. — Президент недавно прислал ей цветы. Она прямо-таки свихнулась на этом!
Ни кто из агентов не прореагировал. Тот, что сидел в кресле, спросил:
— Является ли мисс Трэвис членом какой-нибудь группы активистов, религиозной секты?
— Да, — ответил Хови. — Она методист.
Один из агентов повращал глазами. Другой сказал:
— Вы бы назвали ее религиозным фанатиком?
— Нет, она не склонна загораться от одного слова или чего-либо в этом духе.
— Симпатизирует ли она определенной радикальной организации?
— Насколько я знаю, нет. Но она участвовала в некоторых манифестациях.
— Против чего?
— Запреты книг. Уничтожение тропических лесов. Поедание морской свиньи вместо тунца. Всякая чепуха.
— Ничего подрывного?
— Абсолютно ничего.
— Как насчет личной жизни?
— Она не распространяется.
— Дружки?
— Никого постоянного.
— Приятельницы, живущие с ней?
— Она живет одна.
— Близкие друзья? Он покачал головой.
— Я никогда не слышал, чтобы она о ком-то упоминала. Знаете, она из тех женщин, кто обручается со своей карьерой.
— Что с ее родителями?
— Умерли.
— Вы знаете, как их зовут? Где они жили?
— Извините, они скончались до того, как она начала здесь работать.
В своем желании выглядеть важным и полезным Хови почти забыл, что они обсуждают Барри, а отнюдь не закоренелого преступника. Его, правда, немного заедала совесть: пусть Барри и заноза в заднице, но, обсуждая ее личность с агентами, он чувствовал себя неуютно.
— У нее неприятности? Она сделала что-то не так?
— Так, обыкновенная проверка. — Агент поднялся. — Просто по телефону она справлялась о здоровье первой леди, выказывая, как могло показаться, нездоровый интерес к миссис Меррит и ее окружению.
Хови расслабился.
— О, черт! Она звонила как друг. Он и стал и достаточно близки после того, как Барри взяла у нее интервью.
Второй агент сказал:
— Белый дом старается быть начеку, когда кто-нибудь начинает сильно интересоваться жизнью президента и его семьи.
Парочка поблагодарила Дженкинса с Хови за то, что любезно удел ил и им время, и удалилась. Хови же не удалось с легкостью улизнуть.
— Вы о чем-нибудь умолчали, Хови? — спросил Дженкинс.
— Нет, сэр.
— Что это за «жареные» факты у Барри?
— Только то, что я уже сказал, мистер Дженкинс. Клянусь Богом, не знаю, но Барри говорит, что эта история затмит Уотергейт.
— Так это связано с политикой?
— Она не уточняла. Заявила только, что дело громкое.
Дженкинс наставил на Хови указательный палец.
— Я не потерплю, чтобы на моей телестудии работали радикальные лунатики.
— Барри не лунатик, сэр. Она хороший репортер. Вы же сами ей об этом сказали в своем меморандуме.
— Я не посылал ей никакого меморандума. О чем это вы болтаете?
— Джордж?
Ванесса произнесла это так тихо, что засомневалась, услышали ли ее, но доктор, взглянув, улыбнулся ей в ответ.
— Рад видеть вас очнувшейся. Как себя чувствуете?
— Не очень хорошо. — Ее поташнивало, и было трудно сосредоточиться, лицо доктора плыло у нее перед глазами. Ванесса смутно припомнила отвратительную сцену, затем Джорж сделал ей укол, чтобы успокоить. Как давно это было. — Что со мной? Где Дэвид?
— Мы с президентом пришли к выводу, что вы нуждаетесь в полноценном отдыхе, поэтому поместили вас сюда. — Он похлопал ее по руке, но она и не почувствовала бы его прикосновения, если бы не посмотрела на свою руку, в вену которой через иглу номер четыре по капле втекал какой-то раствор.
Внимание Ванессы привлекло движение с другой стороны кровати. Ей улыбалась медсестра.
— Меня, зовут Джейн Гастон. Сиделке исполнилось пятьдесят пять или около этого. У нее было широкое приятное лицо и короткие светлые волосы.
— Миссис Гастон будет с вами круглые сутки, — пояснил Джордж. — Она прекрасно заботится о вас, и до сих пор вы были идеальным пациентом.
Ванесса смутилась и как-то разом растерялась. Комната казалась знакомой, но она не могла вспомнить, где видела ее раньше.
— Почему мне вкололи иглу номер четыре?
— Чтобы предотвратить обезвоживание, — объяснил доктор. — Ваш организм не задерживает жидкость.
Сиделка измеряла ее кровяное давление.
— Я больна? — спросила Ванесса, внезапно охваченная паникой. Почему они ей не говорят? Может, она пострадала в аварии и покалечилась? Или у нее смертельная стадия рака?! А может, на нее покушались?
Эти жуткие случайности были мгновенно замещены ужасающей реальностью — сюда ее поместил Дэвид.
— Где Дэвид? Я хочу с ним поговорить.
— Сегодня президент уехал в Вест-Коут, — ответил Джордж с милой улыбкой. — Полагаю, вечером он вернется. Вы наверняка сможете побеседовать.
— Зачем мне сиделка? Я умираю?
— Нет, конечно, миссис Меррит. Да вы ложитесь, ложитесь — сказал Джордж, легонько надавливая ей на плечи, когда она попыталась сесть. Он взглянул на Джейн Гастон. — Хорошо бы дать ей еще дозу.
— Но, доктор Аллан…
— Пожалуйста, миссис Гастон.
— Конечно, доктор. — Она покинула комнату.
— Где мой отец? — спросила Ванесса. Голос ее звучал слабо и отдаленно даже для ее собственных ушей. — Я хочу видеть папу. Позвоните ему, скажите, чтобы он забрал меня отсюда.
— Боюсь, это невозможно, Ванесса. Я не смогу этого сделать без одобрения Дэвида.
Вернулась сиделка со шприцем и сделала инъекцию ей в бедро.
— Вы выздоровеете быстрее, если расслабитесь и позволите нам о вас заботиться, — ласково произнес Джордж.
— Что со мной? Ребенок еще не родился? Джейн Гастон посмотрела на доктора Аллана.
— Бедняжка. Она думает, что еще беременна. Джордж хмуро кивнул.
