Элеанор Браунлей
Голос сердца
ГЛАВА ПЕРВАЯ
«Этот телефонный разговор никогда не закончится!»
Нина Своуп на долю секунды замерла в испуге, теряясь в сомнениях, билась ли эта мысль в голове или она произнесла ее вслух. Но нет, в трубке продолжал звучать голос Седрика Стейнвея с такими правильными, истинно британскими интонациями. Он неторопливо рассказывал немного скандальную историю об известном лондонском антикваре, специализирующемся на китайском фарфоре, и, как выяснилось совсем недавно, обладателе слишком большого количества подделок, что никак нельзя было объяснить простой оплошностью.
— … нельзя надеяться на то, что никто ни о чем не догадается, моя дорогая.
— Все тайное рано или поздно становится явным, — согласилась Нина, свободной рукой заправляя за ухо выбившуюся прядь волос.
Она бросила взгляд на часы, стоявшие на ее письменном столе. Купленные по совету Седрика, уважаемого лондонского антиквара, они служили прекрасным напоминанием о первой деловой поездке Нины в британскую столицу. В данный момент стрелки часов показывали, что до встречи, на которую Нине очень не хотелось опаздывать, осталось менее пятнадцати минут. Хотя она всегда была рада возможности побеседовать с Седриком — милым человеком и верным другом — сейчас надо было найти способ, как можно быстрее и тактичнее закончить разговор.
— А вы не собираетесь в ближайшем времени в Нью-Йорк? — спросила она. — Марисса только вчера говорила о том, что мы давно не виделись с вами.
— Для меня было бы счастьем встретиться с одной из моих самых любимых художниц-декораторов и ее бывшей помощницей, а теперь преуспевающим антикваром, — галантно ответил Седрик. — Но боюсь, что мой преклонный возраст явится помехой для столь дальнего путешествия. Хотя я, наверное, соберусь с силами и приеду в Нью-Йорк на аукцион, где будет распродаваться имущество Патриции Росситер. Есть ли какие-нибудь новости по этому поводу?
Нина почувствовала, как сердце на миг замерло, а потом забилось в бешеном ритме.
— Никаких официальных сообщений нет, — стараясь не выдать своего смятения, ответила она.
Нина откинулась на спинку стула, и взгляд ее заскользил по прекрасно обставленному кабинету, по шкафам, полки которых были заполнены коллекционными безделушками, книгами и журналами по дизайну и антиквариату, каталогами и фотографиями роскошных интерьеров. Патриция Росситер занимала особое, почетное место среди художников-декораторов, и ее смерть вызвала многочисленные толки и любопытство к оставленному этой дамой наследству.
— Бедная женщина умерла всего шесть недель назад, и потребуется время, чтобы дать точную оценку ее имуществу. Я думаю, что одна только нью-йоркская квартира Патриции Росситер представляет собой волшебную пещеру с сокровищами.
— Абсолютно согласен. Но Патриция не была обычным собирателем ценностей. Каждый предмет в коллекции несет на себе отпечаток ее личности, — сообщил Седрик. Хотя он некоторое время назад и отошел от дел, передав галерею по продаже антиквариата на Нью-Бонд-стрит своему любимому внуку, Седрик не утратил интереса к делам в этой сфере. — Стол в библиотеке Патриции украшает шкатулка для письменных принадлежностей императрицы Александры работы Фаберже, обитая кожей и парчой.
— А письма, что находились в коробке, тоже достались на тех торгах Патриции?
— Я как-то раз задал такой же вопрос Патриции, но она не ответила на него, — хмыкнул Седрик. — И я бы советовал тебе приобрести эту шкатулку на аукционе, если, конечно, Патриция не завещала ее кому- нибудь.
— Седрик, вы же прекрасно знаете, что я никогда не сделаю такую покупку. То, что носит клеймо Фаберже, никак нельзя назвать «небольшими предметами». Марисса правильно когда-то назвала пасхальное яйцо Фаберже «громадиной».
— «Громадина»?! Разве можно употреблять такое слово применительно к ювелирному изделию? Ну что ж, — Седрик негромко кашлянул. — Так ты собираешься приехать в Лондон в июне?
— Обязательно, пока не иссякнет ручеек из стэффордширских фарфоровых собачек, викторианских серебряных рамочек и флакончиков для духов, — бодро ответила Нина, хотя чутье подсказывало ей, что сегодня Седрик чем-то озабочен. — С вами все в порядке? — осторожно спросила Нина.
Хотя они и были давними друзьями, природная сдержанность Седрика воздвигла невидимый, но вполне ощутимый барьер в их отношениях.
— Да, я прекрасно себя чувствую. Спасибо за беспокойство, столь несвойственное нынешнему молодому поколению. Однако должен признаться, что мерзкая лондонская зима начинает действовать мне на нервы. Холод, слякоть и никаких надежд на потепление. А как в Нью-Йорке?
— Сегодня солнечно, но холодно, — усилием воли Нина заставила себя отвести глаза от часов, устремила взгляд на поверхность своего письменного стола и принялась болтать о погоде. Этот солидных размеров стол был изготовлен Киттинджером в 1920 году. Нина приобрела его в антикварной лавке девять лет назад, когда только открывала свое дело. На столе рядом с голубым кувшинчиком с ярко-красными гвоздиками стояла японская лакированная коробка для газетных вырезок, лежала большая кожаная тетрадь с записями деловых встреч и дневная корреспонденция. — Так что потеплеет, скорее всего, не скоро.
— Ну что ж, тогда обсудим наши планы на июнь. Мы посетим выставку-продажу антиквариата в «Гроусвенор Хаус», а затем я поведу тебя обедать в … Нет, пока не скажу куда, но не сомневаюсь, что ты будешь приятно удивлена, и мы с тобой поговорим о Патриции Росситер. К тому времени, я надеюсь, тебе будет о чем рассказать.
— Что вы имеете в виду? — от изумления Нина резко выпрямилась на стуле и машинально коснулась правой рукой нитки жемчуга на шее. Седрик был очень влиятельным человеком с широким кругом знакомств, и вряд ли бы нашелся такой секрет, в который он не был бы посвящен. Но неужели ему известна и ее тайна? Маловероятно, но на всякий случай Нина решила запутать следы. — Я не входила в круг приближенных к Патриции Росситер. Она славилась тем, что умела найти молодых талантливых художников-дизайнеров и вывести их на верную дорогу, но все они были мужчинами. Поэтому Патриция вряд ли бы обратила внимание на мою персону, — заключила Нина, бросив против воли взгляд на часы.
— Если бы она познакомилась с тобой, то тут же бы взяла тебя под свое крылышко, — заверил Седрик. — Что касается меня, то должен признаться, ничего нет приятнее, чем поболтать с молодой привлекательной женщиной в день Святого Валентина. Но надеюсь, я тебя не отвлекаю от дел?
Наконец-то появилась возможность улизнуть.
— Седрик, беседа с вами доставляет мне огромное удовольствие, но я приглашена на обед. Точнее, меня ждет свидание вслепую — с незнакомым мужчиной, — добавила Нина, практически не искажая правды.
— Тогда я не стану тебя задерживать ни на мгновение. — Седрик при всем своем обаянии мог быть резким, когда чувствовал, что собеседник стремится закончить разговор раньше, чем это планировал он сам, Но, в первую очередь, он был рыцарем и потому галантно закончил: — И должен признаться, что очень завидую тому, кто составит тебе сегодня компанию.
Пообещав сразу же позвонить ему, как только узнает что-нибудь новое, Нина с облегчением повесила трубку и быстро встала. Ей предстояло преодолеть расстояние в один квартал до ресторана, где ее должен был ждать мужчина по имени Беннет Уортон. В свои тридцать четыре года Нина научилась действовать с максимальной эффективностью, не создавая при этом суеты.
В зеркале, прикрепленном к внутренней дверце шкафа для одежды, она критически оглядела свой тщательно наложенный макияж, слегка напудрилась, провела щеткой по волосам, остриженным до плеч, и осталась довольна. В одежде Нина предпочитала классический стиль, невзирая на все веяния моды, и для сегодняшней встречи выбрала черную шерстяную плиссированную юбку, шелковую жаккардовую блузку с
