огни, Ридель, Бёле, Хиннерк и Мартенс сидели в задней комнатке трактира и совещались. Моя Эрика мучилась отчаянно…
— Потому что думала, что арест Брунса произошел не без твоего участия, — живо вставила Эрика. — Ведь я столько всего тебе о нем рассказывала…
— Но не будем останавливаться на подробностях, — продолжал Андреас, — а подойдем к главному, или, как вы выразились, к тому, чем все это кончилось. Железнодорожник Бёле однажды вдруг исчез. В мгновенье ока эта новость облетела всю деревню. Ридель и Хиннерк…
Впрочем, сначала нужно рассказать еще вот о чем. Да, это очень важно. Как-то приехал в комендатуру уполномоченный местной администрации — инструктор, контролер или референт, точно не знаю. Его интересовало, как в округе выполняются поставки. Позднее я узнал, что комендант посоветовал ему прежде всего направиться в Долльхаген, где за решетку посажен спекулянт, орудовавший на черном рынке. И уполномоченный, — фамилия его Хагештейн, — полный лысый мужчина высокого роста, в пенсне и с весьма уверенной осанкой, поехал в Долльхаген.
Хозяин гостиницы «Долльхаген» Иоганн Купфаль собственной персоной выскочил на порог встретить важного гостя: «Лучшая комната, уж это само собой… Для машины, разумеется, есть гараж… Да, шофер будет — тоже хорошо устроен — и это само собой разумеется!.. Господину стоит только приказать!.. Господин желает пробыть здесь несколько дней — милости просим! На ваше полное усмотрение — само собой разумеется!..»
Правительственный уполномоченный Хагештейн был приятно удивлен такой предупредительностью; далеко не всюду его принимали столь роскошно. Он благосклонно кивнул хозяину. Нет, он еще не обедал, соврал он, хотя приехал после обильной трапезы у коменданта. Сверхлюбезный хозяин тут же пообещал немедленно сделать соответствующие распоряжения.
Хорошо, что я послушался совета коменданта, подумал Хагештейн и расположился поудобнее; сам он вовсе не собирался в первую очередь посетить именно Долльхаген.
Хозяин принес пиво и водку.
— Прошу! На здоровьице!
— Благодарствую! — Хагештейн опрокинул рюмку водки и запил основательным глотком пива.
— Если не ошибаюсь, господин приехал к нам по поручению правительства… — осторожно спросил Купфаль.
— Совершенно верно, любезный!
— Значит, так оно и есть! — задумчиво произнес хозяин, сложив руки на животе. — Так и есть, значит! — повторил он. И вдруг, словно стараясь исправить свою оплошность, живо воскликнул: — Само собой разумеется! Само собой!..
Тем временем старый общинный служитель Ярсен, сильно размахивая руками, в большом волнении ковылял напрямик через вспаханное поле, чтобы позвать бургомистра. Тот давно уже был осведомлен о приезжем. В последнее время бургомистр Ридель стал фаталистом. Он успокаивал взволнованного старика:
— Ладно!.. Ладно!.. Скажи Хиннерку, пусть зайдет ко мне… Позови еще Мартенса, Дирксена и Бельца… Пусть немедленно явятся; прежде чем идти к уполномоченному, мне надо с ними переговорить. Ну, чего стоишь, рот разинув?
Стало быть, пришел час. Спасти теперь может только одно: правда. Он бургомистр и потому должен первым все рассказать, все — как на духу. Он знает Брунса, он не сомневается, что тот, припертый к стене, свалит вину на других, в том числе и на него, Риделя… Своя-то рубашка ближе к телу.
Таковы, вероятно, были размышления Риделя, когда он, в состоянии угрюмой решимости, шагал по нолям вслед за старым Ярсеном, ковылявшим впереди, как подстреленная птица.
Под вечер Ридель отправился с визитом к правительственному уполномоченному. Но тот после обеда прилег отдохнуть и велел не будить его. Бургомистр строго наказал хозяину гостиницы немедленно послать за ним, как только господин правительственный уполномоченный встанет.
Купфаль пообещал.
Когда Ридель выходил из гостиницы, на него прямо-таки наскочил маленький Аксель, сын лавочника Мартенса. В руках у мальчика было письмо.
— Ты куда, пострел?
— А вот сюда.
— А что тебе здесь нужно?
— Отдать письмо от папы!
— Покажи-ка!
Ребенок простодушно протянул бургомистру письмо. Тот; прочел: «Господину правительственному уполномоченному». Так-так!.. Гм… Заторопились… Да, сейчас все они со своими письмами примчатся сюда, один за другим… Вот что значит действовать без промедления…
— Ладно, парень, я передам!
Аксель убежал. Ридель сунул конверт в карман и вышел на улицу.
А господин уполномоченный Хагештейн? Его послеобеденный отдых затянулся; после двух обильных трапез он спал больше положенного. Когда он проснулся, уже смеркалось. Приступать к делам было поздно, и он решил никуда сегодня не выходить. Его мучила отчаянная жажда — выпить бы пивка! Он вылез из кровати и позвал служанку.
Прибежал сам Купфаль… Конечно, конечно, ужин господину уполномоченному принесут в номер — само собой разумеется! Нет-нет, сюда никого не пустят. Господин уполномоченный сегодня никого не примет, само собой разумеется! Но вот только одна просьба к господину уполномоченному— прочесть это письмо…
— От кого оно?
— От меня, разумеется!
— Но с этим можно бы и повременить, — холодно заметил уполномоченный. Он полагал, что хозяин уже представляет ему счет, — Гм… Впрочем, ладно, ладно. Так распорядитесь насчет ужина. И пива, пожалуйста!
— К вашим услугам! — Угодливо кланяясь, хозяин на цыпочках выскользнул из комнаты.
— Ненормальный какой-то! — прогудел сквозь зубы Хагештейн. — Боится — удеру, не заплатив! — Он вскрыл конверт и начал читать. С каждой строчкой удивление его росло.
«Глубокоуважаемый господин правительственный уполномоченный! — читал он. — От всего сердца приветствую ваш милостивый приезд. Это преступление настолько вопиюще, что порядочный человек, если он к тому еще и отец семейства, вспоминает о нем с содроганием и потому, естественно, предпочитает молчать. Но вот настала минута, когда надо заговорить. Вы прибыли к нам в деревню, как требующий раскаянья судья, как мститель…»
— Ну, и так далее, — прервал свой рассказ Андреас. — Привожу это письмо по памяти. Напыщенное и подобострастное, оно пестрело грамматическими и орфографическими ошибками. Теперь оно приобщено к документам «Долльхагенского дела». О чем думал Хагештейн, читая это письмо, ни в каких документах не значится. Представляю себе, как он швырнул его на стол и проворчал: «И впрямь, не все дома!» А потом, вероятно, подошел к умывальнику и ополоснулся, чтобы окончательно стряхнуть с себя сонливость. Слушайте дальше.
В дверь постучали… Несколько раз, но так робко, что уполномоченный, вытиравший свою лысину, не слышал стука. Тогда чья-то дрожащая рука приоткрыла дверь, и через щелку спросили, можно ли войти.
— Да входите же! — гаркнул Хагештейн и продолжал звучно, со смаком полоскать рот. — Эй, послушайте! — позвал он по-кошачьи ускользнувшую служанку. — Вы давно здесь служите?
— Да!.. Да!.. — пробормотала испуганная девушка.
— А хозяин ваш немножко того? На чердачке у него не все в порядке?
— Да!.. Да!..
— Верно?.. Тогда передайте ему, пусть еще раз зайдет ко мне!
Все еще растираясь и вытираясь, Хагештейн подошел к столу и окинул взглядом ужин. «Гм. Неплохо! Жареный картофель с глазуньей и шпигом, масло, сыр, салат из огурчиков… Придется поднатужиться». И
