сидишь, любое путешествие становится легким и приятным.
Девлин поужинал тушеной морковью и жареным кроликом в соусе из трав, запив еду парой кружек золотистого вина. Еда оказалась гораздо вкуснее, чем он мог ожидать, глядя на невзрачную обстановку трактира. Наверное, до того, как случился пожар, в трактире отбою не было от постояльцев, подумал Девлин, и когда хозяйка пришла забрать посуду, спросил ее об этом.
– Что проку в умениях, если некому их оценить? – вздохнула та. – С каждым годом у нас останавливается все меньше народу. Скоро вообще никто не будет ездить по этой дороге.
Девлин насторожил уши.
– Я слышал, дорога небезопасна. Говорят, в лесу орудуют какие-то разбойники, но я не особенно верю слухам.
– Везде найдутся те, кому не писан закон, – сказала трактирщица, смахивая со стола крошки. – Я сама не думала, что доживу до того дня, когда ездить по королевской дороге станет опасно. Кто знает, что будет дальше? Королю нет до этого никакого дела. Он правит в Кингсхольме, вдалеке от простого народа и его забот. Он и пальцем не пошевелит, пока бандиты не нападут на его собственный дворец.
В этот момент в дверь заглянул юноша.
– Мама, ты закончила дела?
Юноше было лет восемнадцать-девятнадцать, и лицом он сильно напоминал маленького Яна. Старший сын хозяйки, понял Девлин.
– Ступай, Пааво, я приду через минуту, – ответила трактирщица и, повернувшись к Девлину, сказала: – Можешь отодвинуть столы и разложить постель возле очага. Когда будешь ложиться, потуши лампу. Уборная во дворе, позади хлева. Мы с сыновьями встаем с первыми лучами солнца, поэтому сейчас пойдем спать. Если что-нибудь понадобится, моя комната – первая по коридору.
Девлин поблагодарил хозяйку и пожелал ей спокойной ночи. Несмотря на довольно ранний час, его глаза слипались, и он то и дело клевал носом. Наверное, лучше размяться немного, чтобы не заснуть прямо за столом. Девлин встал и тут же, охнув, согнулся от боли, скрутившей желудок. Его спина и лоб взмокли от пота. Он наклонился вперед, хватаясь за стол, – желудок свело второй волной боли. Будто чья-то огромная рука выворачивала наизнанку его внутренности.
Боль немного отступила, и Девлин глухо выругался. Он знал, что скоро приступ повторится.
– Чертов серолист, – зарычал он, снова скрючившись от колик.
Ну надо же, какое невезение! Ему становилось плохо даже от одного листочка этого растения, а судя по всем признакам, в этот раз он съел много больше. Обычно Девлин избегал блюд, приправленных серолистом, но сегодня не смог распознать его среди других запахов.
Боль все усиливалась. Теперь у Девлина было такое чувство, словно ему в глотку льют расплавленный метал. Из последних сил он заставил себя выпрямиться и побрел к двери. Держась одной рукой за живот, другой он толкнул дверь и, шатаясь, вышел в темноту.
Где же эта чертова уборная? Девлин никак не мог вспомнить, что говорила хозяйка, а на поиски у него уже не было времени. Волоча ноги, он попытался двигаться быстрее и едва успел добраться до обгорелых руин, как его внутренности окончательно взбунтовались. Девлин упал в грязь на четвереньки, и открылась рвота. Волны острой боли сотрясали тело; даже когда в желудке уже ничего не осталось, его по-прежнему продолжало тошнить.
Он с трудом поднял голову и, борясь с головокружением, сел на колени. В животе пульсировала глухая боль. Девлин злился на себя, что допустил такую глупость. Но откуда ему было знать? Серолист – дикая трава, растущая только в Дункейре. Кто мог предположить, что в простом придорожном трактире в Джорске подадут блюдо с такой экзотической приправой?
Ожидая, пока желудок успокоится, Девлин ругал себя последними словами. Его одежда насквозь промокла от пота, и на холодном ночном воздухе он замерз, но боль все не проходила.
Наконец колики начали ослабевать, и Девлин рискнул встать на ноги. Голова сильно кружилась – сказывалось то, что он наелся серолиста, а потом был вынужден весьма неприятным способом избавиться от ужина. Он медленно пересек двор и позади хлева нашел наконец уборную. Он облегчился и зашел в расположенную рядом умывальню, где прополоскал рот и плеснул на лицо холодной воды. Возвращаясь обратно в трактир, Девлин чувствовал, как ноют все кости. В комнате у него едва хватило сил, чтобы сдвинуть столы и раскатать постель. Пока он расстилал ее, снова закружилась голова, и он буквально рухнул на пол, даже не сняв сапог и не погасив лампу.
У него пересохло во рту от жажды, однако по опыту он знал, что даже небольшой глоток воды вызовет новый приступ рвоты. Оставалось лишь заснуть и надеяться, что к утру ему станет лучше.
Закутавшись в плащ, Девлин закрыл глаза и расслабился. Через некоторое время он услышал чьи-то шаги в коридоре и звук осторожно открываемой двери. Желая, чтобы его наконец оставили в покое, Девлин уткнул голову в складки плаща.
Шаги прозвучали ближе, и Девлин почувствовал тупую боль от пинка в бедро, но он испытывал такую слабость, что даже не пошевелился.
– Спит, – сказал кто-то, по голосу похожий на сына хозяйки, Пааво. Судя по звуку, Пааво стоял прямо над ним.
– Ну еще бы, – ответил ему более низкий голос. – Мать знает свое дело.
В следующее мгновение Девлин понял, о чем говорят эти двое. Он не очень хорошо разбирался в травах, но слышал, что если серолист смешать с толчеными ягодами калантии, то получится сильное снотворное. Человек, которому подмешают в пищу это зелье, уснет мертвецким сном – если, конечно, у него нет врожденного отвращения к серолисту и его не стошнит сразу после еды.
Девлин затих. За себя он не боялся и был готов умереть, но его жизнь больше не принадлежала ему – заклятие уз и сейчас побуждало его к действию. Оно не позволит просто так лежать и дожидаться погибели, когда над другими людьми нависла угроза. Девлин еще не выполнил свой долг перед королевством.
По-прежнему чувствуя слабость от отравления серолистом, Девлин сомневался, сможет ли держаться на ногах, но иного выхода не было. Он рискнул приоткрыть один глаз и увидел перед собой заляпанные грязью башмаки. Их обладатель стоял как раз между Девлином и его топором, привязанным к мешку.
