шаги. Если доктор так и не появится, она вызовет полицию.
Но так долго ждать ей не пришлось. В пятницу вечером появился тот самый проблеск жизни, которого она дожидалась четыре дня. Пастор Кайзергрубер предпринял третью попытку. Два дня до этого он был слишком занят, чтобы зайти к доктору, так как в воскресенье должно было состояться паломничество на голгофу в деревне Ля Ша-пель, событие, которое всегда проходило примерно 22 мая, в праздник святой Риты, покровительницы Вольфхайма.
В тот вечер пастор два раза быстро нажал на кнопку звонка и уже развернулся, чтобы уйти, с явно довольным видом, но тут неожиданно появился доктор. В доме напротив облегченно вздохнула Ирма Нюссбаум, наблюдавшая за пастором в кухонное окно. Когда спустя пару минут пастор прошел вслед за доктором в дом, она стала обзванивать подруг, чтобы сообщить им хорошую новость.
Пастору Кайзергруберу было не по себе. Доктор Хоппе поздоровался с ним по-деловому, как и всегда. Пастор еще не успел сказать, для чего пришел, а доктор уже провел его в кабинет, словно собирался лечить от какого-нибудь недуга. Пока доктор занимал место за своим письменным столом, пастор сунул руку в карман пиджака, проверяя, там ли бутылочка с маслом. Свою неизменную сутану он уже больше чем два года назад сменил на темный костюм, но к многочисленным карманам в нем так до сих пор и не привык. Церковь должна идти в ногу со временем, но ему все равно иногда было непросто.
Сидя вот так перед доктором Хоппе, он снова вспомнил прежние времена. И отца Виктора. Его сын в этот момент выглядел так же, как и сам Карл Хоппе, каким его запомнил пастор в конце его жизни. Узкое лицо с ввалившимися щеками, неопрятная рыжеватая борода, шрам, плоский нос и светло-голубые глаза — все было то же самое. Только пастор никогда не видел у Виктора таких длинных волос, сейчас они доставали ему почти до плеч.
Пастор прокашлялся и решил сломать лед. Машинально он положил руку на флакончик с маслом, как будто надеялся черпать оттуда силы.
— Цель моего визита… — начал он.
— Почему Иисус умер на кресте? — вдруг перебил его доктор Хоппе.
Пастор удивленно поднял взгляд, но увидел, что доктор, не отрываясь, смотрит на серебряный крестик, который он всегда прикреплял к воротнику пиджака. Такой вопрос показался пастору странным, особенно в устах доктора, но он сразу же подумал, что, возможно, доктор ищет опоры в религии после трагической смерти своих сыновей.
Он ответил так, как делал это всегда:
— Чтобы спасти нас от грехов наших. Он пожертвовал собой ради человечества.
— Но выбрал свою смерть сам?
Пастор поднял брови. Он снова сразу все понял. Он мгновенно подумал о смерти отца Виктора. Возможно, доктор хотел еще поговорить о самоубийстве.
— Нет, Иисус был осужден. Несправедливо осужден. Но Он не сопротивлялся. Он страдальчески принял свою кару. Чтобы показать, что не имел злобы. Что у Него были только благие цели.
Он хотел как-нибудь закруглить этот разговор, но доктор продолжал настаивать, не спуская глаз с крестика.
— Но почему Он тогда был осужден?
— Его не поняли. Неверно поняли. Люди не верили Ему.
Теперь доктор кивнул. Он откинулся на спинку стула и прикоснулся к своему боку.
Пастор воспользовался паузой, чтобы сменить тему:
— Как дела у ваших…
— Но почему крест? — снова резко перебил его доктор. — Почему Он должен был умереть на кресте?
Пастор тоже облокотился о спинку и вздохнул.
— Почему крест? — повторил он слова доктора. — Потому, что в те времена так казнили преступников. Вот поэтому.
— Сейчас это было бы невозможно?
— Нет, слава Богу.
Доктор на мгновение поднял на него глаза.
— В наши дни Его бы посадили в тюрьму, — продолжал пастор, стараясь не встречаться с доктором взглядом. — Или оправдали бы на справедливом суде.
— И тогда Он бы не умер?
— Нет, возможно, нет.
— И тогда Он не смог бы спасти нас от наших грехов?
— Что-то вроде того, — кивнул пастор, в надежде, что на этом обсуждение закончилось.
— А то, что Иисус восстал, — спросил доктор Хоппе, — то, что Он восстал из мертвых, ведь это Он тоже сделал ради людей?
«Он, действительно, в поиске, — подумал пастор. — Возможно, я в нем ошибался. Возможно, он все- таки раскаялся».
— Этим Иисус показал, что всегда будет с каждым из нас, — объяснил он. — Что Он выше жизни и смерти.
Чем дальше, тем больше создавалось впечатление, что он должен вовлечь кого-то в христианскую веру, и это при том, что Виктор несколько лет провел в школе при монастыре в Эйпене. Возможно, все уроки Закона Божьего и все молитвы отскакивали от него как горох от стенки. А может быть, у него сформировалось отвращение к религии, потому что в то время он еще не мог правильно ее воспринимать. Он был недостаточно зрелым.
— Я понял, — сказал Виктор, как ученик в конце урока.
— Я очень рад, — ответил пастор Кайзергрубер абсолютно искренне и немедленно продолжил, чтобы опередить новые вопросы доктора:
— А как дела у ваших детей, герр доктор?
— Хорошо, — быстро ответил доктор.
— Значит, всё опять…
Доктор Хоппе кивнул. Пастор почувствовал облегчение.
— Значит, помазание им не нужно? Потому что, на самом деле, я пришел как раз для этого.
Он легонько постучал по бутылочке у себя в кармане.
— Нет, совершенно не нужно, — сказал доктор.
— Это прекрасная новость, герр доктор, — сказал пастор Кайзергрубер и уже поднялся, чтобы уйти. — Это воистину прекрасная новость. Теперь мы знаем, за что нам благодарить Иисуса в воскресенье. Когда будет крестный ход в Ля Шапель. Там…
Пастор не закончил фразу. Он слишком поздно понял, что название деревни может вызвать у доктора плохие воспоминания. Но доктор никак не отреагировал. Возможно, он почти ничего не помнил о своем пребывании в монастыре сестер-кларисс. Да и как могло быть иначе? Ему ведь не было и пяти лет, когда отец забрал его оттуда. И все-таки эти годы принесли и свою пользу, теперь пастор это понял. В конце концов зло отступило. Прошло очень много времени, но в результате это произошло.
И воззрят они на Того, Которого пронзили.
Виктор уже несколько дней держал рану открытой. Как только она затягивалась корочкой, он сдирал ее и просовывал в разрез сначала один, потом два, а потом и три пальца на две фаланги вглубь.
Пока рана была свежей, он сам удивлялся ей. Но видел ее и чувствовал. Рана в боку была настоящей.
Это тоже разбудило в нем что-то.
Это случилось вскоре после того, как зло было им повержено.
Лишь в субботу вечером Лотар и Вера Веберы дождались спасительного звонка:
— Я буду ждать вас в девять часов завтра утром.
— Всё получилось? — радостно спросил Лотар.
— Получилось. У меня есть три эмбриона.
