— Да, — признал Алан, — только Нику гордость не позволит просить о помощи. Даже в крайнем случае. Он к власти не рвется, да и мы здесь не ради нее.
— Знаю, — сказала Мэй. — Уж мне-то ты можешь не рассказывать. Зато Джеральд, похоже, думает иначе. На этом можно сыграть.
Алан задумчиво прищурился, как будто пристально что-то разглядывал. Потом он кивнул, и Мэй стало теплее от этой маленькой победы — как будто она решала задачку с очень умным товарищем и нашла ответ первой.
— Предположим, мы дадим Нику всех их уничтожить, — продолжил Алан, и теплота исчезла: на душе у Мэй повеяло ледяным холодом. — Что дальше?
— Не поняла.
— Идея в целом неплоха, — рассеянно заметил Алан. — Мне бы понравилось. В следующий раз кто- нибудь попросит избавиться от другого круга, и кончится тем, что Ник объявит войну всем колдунам. Когда их не останется, у него руки будут по локоть в крови. Потом придет очередь посланцев, преступников… — Алан положил руку на стену. Песчаник был старым, в бурых пятнах, словно на нем сто лет назад кого-то убили, — …и после этого его уже будет не остановить. Он сметет всех на своем пути.
— Хочешь сказать… ты его боишься? Он же никогда те…
— Пострадать я не боюсь, — тихо прервал Алан. — Я боюсь того, что он может натворить. Либо сам себя погубит, либо весь мир. В сравнении с этим моя жизнь ничего не значит.
— Нет! — выпалила Мэй и сжала его руку. — Значит.
Алан мгновенно расцвел удивленной и восторженной улыбкой, от которой у Мэй защемило сердце. Никто не должен так удивляться, узнав, что людям не все равно — жив ты или нет.
— Я не могу отправить Ника на войну с колдунами, — сказал Алан. — Ему нужно обозначить предел.
— Раньше ты этим не заморачивался, — буркнула Мэй.
— Неправда! — оборвал ее Алан. — Просто мы жили неправильно. У меня даже не было условий как следует его воспитать, научить…
— Как стать человеком?
— Доброте.
У Мэй сегодня явно не ладилось с вопросами. Она замолчала. Дорога привела их под низкую арку церкви Святого Стефана, за которой лежал торговый центр города.
— Правда, я пытался оградить его от самого худшего, — продолжил Алан. — Держать от себя подальше, когда надо было кого-то медленно убить или запытать до смерти.
Мэй не верила ушам: трудно было представить, что они ведут такие беседы, прохаживаясь рядом с галереей «Принсесхэй». Между средневековыми стенами церкви и витринами в неоновом свете стояли развалины местного приюта — снести их во время постройки молла не позволили.
Алан остановился изучить мемориальную табличку.
— Значит, ты брал пытки на себя, — подытожила Мэй дрогнувшим голосом: в тени повеяло холодом. Она обхватила себя руками.
— Да, и вполне охотно, — сказал Алан. — Думаю, я помогу Джеми другим способом.
— Мы поможем, — поправила Мэй, и он кивнул в знак согласия. — Прости. Зря я спросила. Надо было сообразить. — Она глубоко вздохнула. — Послушай, вы с Ником… поссорились? Когда я звонила, у вас громыхало, как в бурю. Он что-то натворил?
Алан медленно вздохнул и тем самым почти ответил на вопрос.
— Мэй, — начал он, — ты хочешь, чтобы я тебе врал?
Он поднял руку и потер тревожную складку между бровями. Скоро она там отпечатается, подумала Мэй, и ее уже никто не разгладит. Тем более он сам.
— Нет, — выдохнула она. — Не хочу.
Алан забрел в развалины приюта, от которого осталась только часть стен без крыши. Безымянные чиновники, которые не дали их снести, разрешили установить стеклянные двери наподобие витрин с неоновым освещением. Там же, между стеклами, подвесили осколки античной керамики вперемежку со старыми банками от кока-колы. Алан, глядя больше на них, чем на Мэй, произнес:
— Вру я очень убедительно.
— Скажи лучше правду: ты сам о чем-нибудь мечтал? Для себя лично?
Вот тут Алан повернулся к ней.
— Да, — ответил он. — Раз-два случалось.
Мэй опустила взгляд и пнула древнюю стену.
Через миг она подняла голову на шорох. Оказалось, Алан встал по ту сторону стеклянной двери. Встроенные лампы осветили его лицо каким-то потусторонним аквамариновым сиянием, будто он очутился под водой. Его ладонь, прижатая к стеклу, как бы стремилась утянуть Мэй на дно.
— Всегда считала эти двери дурацкими, — сказала она невпопад, сглаживая момент, переводя все в несерьезную плоскость.
— Правда? — Алан легко повел пальцами по стеклу, словно касаясь экспонатов за ним. — А мне они нравятся. По-моему, неплохая идея: показать связь веков, прошлое, настоящее и наше место в истории.
— Видимо, неоновый свет не давал мне постичь весь символизм композиции, — с улыбкой заметила Мэй.
Алан снова удивленно и радостно улыбнулся, словно Мэй еще раз сказала, как ценна его жизнь.
— После завтрашнего разговора с Селестой, когда Джеми будет вне опасности… — произнес он и задумчиво умолк, — …пожалуй, мы с Ником поживем здесь еще немного.
Алан обвел тонким артистичным пальцем контур разбитой кружки.
— Хотел спросить: что ты делаешь в субботу вечером?
Приглашение прозвучало так буднично, так потрясающе нормально после разговоров о демонах и жертвах, что Мэй даже онемела.
Алан терпеливо ждал ответа со своей стороны стеклянной двери. Его синие глаза смотрели серьезно.
— Не знаю. Как насчет потусить в клубе до утра?
— Это можно, — ответил Алан, роняя взгляд — ресницы вспыхнули золотом в неоновом свете. — Если вместе с тобой.
— Только сейчас не проси, — спохватилась Мэй.
— Занята, или дело во мне?
— У нас в классе есть парень… — начала она сбивчиво. — Мы не встречаемся, но я вроде как обещала дать ему шанс. А нарушать обещания — не в моих правилах.
Алан отошел от двери в объятия сгущающихся теней.
— Ценю твою честность, — сказал он. — И в свою очередь, буду так же честен. Иногда я это практикую. Нечасто, но все-таки. — Он улыбнулся обыкновенно, по-дружески заразительно. — Надеюсь, твой парень свой шанс упустит.
Мэй наклонила голову, чтобы спрятать улыбку, но та промелькнула в ее голосе:
— Тут уж не угадаешь, хотя…
— Нет, я тебя понимаю, — сказал Алан. — И все-таки, что ты делаешь в эту субботу? Я как друг спросил. Думал, мы сможем — как друзья, конечно, — прогуляться до Ярмарки Гоблинов. Если тебе еще хочется снова там побывать.
Мэй засмеялась над его уловкой.
— Так нечестно!
Алан, улыбаясь, за руку вывел ее из развалин.
— И не говори.
Когда Мэй вернулась, Джеми дома не было. Пришлось признать горькую правду: он предпочел остаться с тем, кого боялся, только бы не говорить с сестрой.
А может, Ник отправил его на больничную койку.
Рассудив, что в последнем случае ей позвонили бы, Мэй пошла спать в одну из комнат для гостей.
