Прошло две минуты. Лебедка перестала вращаться. Луи поговорил по телефону, выслушал Чеда и обратился к Оливеру:
— Он достиг дна.
Оливер кивнул.
— Прекрасно.
Двое из команды, как всегда, дремали на воздухе под навесом. Гигант Жонжон стоял неподалеку от Оливера и, казалось, выполнял этим какое-то приказание. Капитан находился на капитанском мостике. Я смотрела на море, когда Оливер спокойно сказал:
— Жак, Луи, внимание. Когда два мешка будут на палубе, Жонжон обрежет воздуходувный шланг своим мачете.
Я застыла от ужаса, еще не веря, и медленно повернула голову. Возле меня Лайза издала какое-то подобие рыдания. Братья Борра, скорчившись над помпой, глядели широко раскрытыми глазами на Оливера. Двое лежавших на палубе сели от неожиданности.
— Если он сделает это, Чед умрет, — сказал Жак.
— Именно, — ответил Оливер. — Но вас это не касается. Я сообщу властям, что мистер Локхарт взял двух леди покататься в лодке — и с ними случилось несчастье. Капитан подтвердит мою информацию.
Карагоул стоял на капитанском мостике, крепко вцепившись в перила. Его бледное загорелое лицо исказилось от страха. Он наклонил голову в знак согласия, но лицо его в тот момент скрылось за козырьком голубой кепки. Я тупо посмотрела на двух братьев. Жак упрямо работал помпой. Оливер сказал:
— Думаю, спорить с Жонжоном глупо.
Жак тут же взглянул на брата — и между ними произошел безмолвный обмен мнениями. Луи, глядя на Оливера, поднял руки ладонями вперед: жест был мне понятен. Братья не желали вмешиваться в отношения двух белых людей: что бы ни случилось, это не их делом.
Оливер, прищурясь, взглянул на меня, и взгляд его, выражавший ненависть, угрозу и триумф сразу, был страшен.
— Я уважаю желание мистера Локхарта не задавать вопросов, пока он работает внизу, но не могу отказать себе в удовольствии сделать несколько заявлений ему по телефону перед тем, как Жонжон обрежет шланг, — проговорил он.
Если бы я смогла выхватить мачете и убить Оливера одним ударом — я бы сделала это. Я бы бросилась на него с голыми руками, если бы ногтями и зубами хоть сколько-нибудь отдалила его намерение. Я была охвачена и ужасом, и яростью, однако за этим все еще билась расчетливая, спокойная мысль: я научилась понимать, чем грозит море и как его можно обмануть.
Лайза заговорила, чуть не плача:
— Вы безумны, сэр! Вы признаетесь в намерении убить моего брата! Если вы сделаете это — я не успокоюсь, пока не увижу вас повешенным!
Оливер улыбнулся.
— Моя дорогая мисс Локхарт, у меня есть дом на маленьком острове возле Гаити, место, где я скрываюсь от этого мира; оно известно всего нескольким доверенным лицам. Там я наслаждаюсь одиночеством. Я мечтаю привезти туда и вас, и мою дорогую жену, чтобы провести вместе несколько недель отдыха и наслаждений.
Я поняла, что Оливер в самом деле сошел с ума. Даже золота ему не было достаточно. Он желал сполна отомстить мне. Я взяла Лайзу за руку. Она была напряженной, будто спасательный трос. Я больно вонзила ногти ей в ладонь, чтобы дать понять: следуй за мной. Затем, по прошествии почти четырех лет — с тех пор, как между нами произошла отвратительная драка — я заговорила со своим мужем:
— Мы не можем препятствовать вам, но мы не станем стоять здесь и наблюдать, как вы совершите убийство. Мы пойдем в каюты.
— Как вам будет угодно. — Он ткнул пальцем в двух членов команды: — Проводите женщин вниз. Заприте каждую в ее каюте. Жонжон пойдет с вами. Если будут сопротивляться — ударьте их.
Держа Лайзу за руку, я пошла по коридору. Двое мужчин нерешительно следовали сзади, не касаясь нас. По приказу Оливера к ним присоединился Жонжон. Я чувствовала, что бедная Лайза дрожит, будто в лихорадке, и, когда мы дошли до дверей наших кают, я прошептала чуть слышно:
— Есть шанс спасти его. Крошечный шанс. Молись за нас… и не теряй надежды.
Она не ответила, но внезапно перестала дышать, и я поняла: она услышала мои слова. Десять секунд спустя дверь моей каюты была закрыта снаружи на ключ. Я закрыла ее и изнутри, просунув ножку стула в дверную ручку, и начала стягивать с себя одежду. Потом я достала из шкафа брюки, рубашку, нож и очки.
Я непрерывно считала секунды, глубоко дыша, заставив себя двигаться четко и целенаправленно. Я натянула одежду кули и привязала к бедру нож в ножнах. Через открытое окно я слышала, как Жак дает инструкции команде — это значило, что крюк для груза из двух мешков с монетами опустился на палубу. Когда его спустят под воду, Чеду понадобится лишь минута, чтобы прицепить мешки; однако у меня было в запасе какое-то время, ведь Оливер еще намеревался поговорить с ним по телефону. Оливер не мог отказаться от удовольствия поиздеваться и помучить человека, прежде чем обрезать ему подачу воздуха.
Я взяла пушечное ядро, которое поднял для меня Чед, и опустила его в один из своих чулков, затем надела очки, пододвинула стол к круглому оконцу, чтобы влезть в него, на нижний край окна положила полотенце. Двадцать секунд спустя я висела на одной руке, держась за окно, и мои ноги были менее чем в метре от воды. В свободной руке был зажат чулок с пушечным ядром. Я набрала в легкие как можно больше воздуха, как учил меня Дэниел: серией вдохов, заставив воздух дойти до основания легких, будто трамбуя его. В момент, когда я отпустила руку, я увидела лицо Лайзы, которое глядело на меня из соседнего окошка. Я знала теперь, что она видит: я держу свое обещание.
И вот я погружаюсь в холодную зеленую воду, которую я когда-то так хорошо знала, и мне кажется, что я покинула ее лишь вчера. Мне не было нужды зажимать нос: я выпускала воздух из ушей, чтобы уравновесить давление воды на барабанные перепонки. Со временем я сама открыла прием, которым пользуются японские ныряльщицы за жемчугом: прием, которым ноздри закрываются изнутри. Это не получилось даже у Дэниела.
Я привязала ядро в чулке к поясу и по сгущавшейся тьме понимала, что глубина должна превысить восемнадцать метров. Я заметила поверхность, только когда почти коснулась ее. Как только пушечное ядро легло на скалистое дно, я сняла его с пояса. Ничего не было видно, но впереди был желтый свет, это мог быть только фонарик в шлеме Чеда. Я быстро поплыла в том направлении и увидела два мешка на толстом канате, их уже начали поднимать. Мои глаза теперь привыкли к темноте, и, когда Чед повернулся, я увидела сзади него останки корабля, разбросанные как раз так, как он нарисовал, с черной дырой, которую он сделал ломом в остове корабля, чтобы вытаскивать сундуки.
Я подплыла к нему и зависла над ним, приблизив лицо к стеклу шлема. Бог ведает, что он подумал в тот момент. Я была освещена его фонариком и не могла рассмотреть выражение его лица. Я закрыла глаза, чтобы сохранить способность видеть в темноте. Я подержалась за его плечо, немного отплыла, затем указала в направлении остова корабля настойчивым движением, маня его туда.
По прошествии нескольких секунд его рука нежно потрепала меня по щеке. Я обернулась, открыла глаза и начала перебираться к пролому. Я теперь находилась под водой уже секунд девяносто и испытывала большее давление, но страха не было. Чед последовал за мной: я определила это по свету его фонаря. В своих неуклюжих ботинках он не успевал за мной, но, достигнув пролома и взглянув на него, я увидела, что он наклонился вперед, пытаясь двигаться быстрее. Я была теперь уверена, что он понял меня, и подозревала, что Оливер уже что-то сказал по телефону, злорадствуя по поводу своего триумфа. Рисунки Чеда отпечатались в моей памяти: я повернула направо, пробиваясь почти через полную тьму. Я была теперь внутри корабля, в каюте, где Чед обнаружил монеты Марии Луизы, и знала: если мы найдем ту каюту, соседнюю, — и если наши надежды не тщетны — мы выживем.
Доска с заклепками царапнула меня. Я отодвинула ее… чуть наверх… и моя голова оказалась на поверхности воды. Я была в совершенной тьме, стояла на четвереньках, впуская в легкие воздух, странный и насыщенный влагой, однако полный животворного кислорода. Огромный воздушный пузырь, который образовался в каюте, не рассосался. Тьму прорезал слабый свет. Я обернулась и увидела фонарик Чеда. Его
