– Очень рада. А вы еще видели миссис Хескет?
Хохотнув, он покачал головой:
– Нет, не видел. Подумал, что лучше мне не уступать искушению. Знаете, Ханна, я подумал, что они с Бонифейсом странная пара, но, пожив немного в Челси, я больше так не думаю. Давайте я вам расскажу, кто живет подо мной...
Еще час мы поболтали, как делали это в Париже, когда выдавалось свободное время. А потом Тоби сказал, что я могу встать, потому что он сделал все, что хотел, и у него ужасно пересохло в горле, и попросил меня заварить чай и принести ему чашку, чтобы он мог еще поработать, но только я должна была дать слово не смотреть на картину.
Еще полчаса я сидела возле окна и смотрела на Темзу, а потом он сказал:
– Все. Я еще не закончил, но все равно посмотрите. Что скажете?
Это было мое лицо с моими глазами, в глубине которых таился смех. Кое-где краска была положена очень густо, и, конечно же, речи не могло идти о фотографическом сходстве, хотя я себя сразу узнала, наверно потому, что привыкла по-другому, чем раньше, смотреть на картины. Еще я поняла, что хотя Тоби работал в спешке и на первый взгляд неаккуратно, каждый мазок был им продуман, чтобы в точности передать свет.
– Ну же, – поторопил меня Тоби. – Скажите, что вы здесь не похожи.
– Похожа, – удивленно возразила я. – Очень даже похожа.
– А! Кое-чему вы научились, Ханна Маклиод!
– Я не думала, что улыбаюсь.
– А вы и не улыбались. Просто это всегда есть в ваших глазах, и мне наконец-то удалось это уловить, клянусь честью.
Я поняла, что он доволен собой.
– Как хорошо, что у вас все получилось, – сказала я и, обернувшись, разразилась смехом, потому что весь лоб и щеки у Тоби были разрисованы как никогда. – Лучше пойдите и умойтесь. – Я взглянула на часы. – Я сказала Мэтти, что вернусь до шести, так что мне скоро уходить. Да нет же, не вытирайте лицо тряпкой, дурачок, будет еще хуже.
Он отшвырнул тряпку.
– Вы – ужасно симпатичная девица, юная Маклиод, – сказал он и скрылся в кухне. Я стояла около двери и смотрела, как он плещет на себя водой, а потом прячет лицо в полотенце. – Я отвезу вас в кэбе, – глухо проговорил он. – Так что нам хватит времени выпить чаю.
– Тоби, в кэбе ужасно дорого. Я знаю, потому что вожу в них детей. Шесть пенсов за милю. Выйдет не меньше полукроны, чтобы отвезти меня и вернуться обратно.
– Да у меня полно денег, – сказал он, показывая, наконец, лицо. – Я рисую картины, и люди их покупают. В Париже уже все проданы.
– Тогда спасибо. Я поставлю чайник?
– Я не это имел в виду. Я имел в виду четырехчасовой чай с горячими булочками и кексом в английской кондитерской.
– О, с удовольствием.
– Ну, что ж, мне нужны всего две минуты.
Он ушел в спальню, а я вернулась к картине и стала с интересом ее разглядывать. Минуты через две он действительно появился с кое-как расчесанными волосами, на ходу повязывая галстук.
– Как вы ее назовете? – спросила я.
– Не знаю. Ведь это простой портрет, и тут не требуется какого-то особенного названия. Назову его «Ханна».
– Наверно, с вашей стороны не очень разумно писать портреты, – сказала я, закалывая шляпку. – Кому надо покупать портрет незнакомки?
– Да еще современного художника? – Он вдруг улыбнулся насмешливо. – А я продам его Эндрю Дойлу. Он-то вас знает и будет просто счастлив заполучить его. Да, кстати, а почему я должен его продавать? Может быть, я вообще счищу вас с холста и напишу на нем что-нибудь другое.
Не отрывая глаз от портрета, я натянула перчатки и сказала:
– Очень жаль. О, не потому что это я, а потому что, я уверена, вы довольны своей работой.
– Ну, не буду счищать. Готовы? А то мне до смерти хочется булочек.
Мы сели в кэб и доехали до кондитерской на Чэринг-Кросс, где приятно провели полчаса, разговаривая обо всем и ни о чем. Я пропустила ленч и была ужасно голодна, так что, сидя за столиком у окна и поглядывая на мир снаружи, мы от души уплетали булочки и кекс.
Без десяти шесть в другом кэбе мы подъехали к дому на Портленд-плейс. Тоби проводил меня до двери и подождал, пока Альберт открыл дверь, потом попрощался со мной, сняв шляпу, и направился к ожидавшему его экипажу.
За обедом Джеральд был мрачен, несомненно, из-за моего свидания с Тоби Кентом. Мистер Райдер задал мне несколько вопросов, когда я сказала, что он писал с меня портрет, весьма этим заинтересовался.
– На продажу? – спросил он.
Вспомнив, что сказал Тоби, когда услышал о желании мистера Райдера вложить деньги в его картины, я
