женщины, м-ль Маргарита Барбо, — она жила одна со своей служанкой, — предоставила любовникам свою спальню. Но увы! Едва Габриэль и Софи закрылись, как в дверь позвонили. Служанка пригласила в гостиную, расположенную рядом со спальней, нескольких друзей м-ль Барбо. Внезапно несвоевременную болтовню гостей прервали странные звуки из-за перегородки — вздохи, треск кровати, хрипы, крики. Донельзя смущенная м-ль Барбо сделала вид, что ничего не замечает, и продолжала пересказывать городские сплетни, заметно повышая голос. Эта мера предосторожности оказалась бесполезной, так как потерявшие всякую сдержанность любовники принялись выкрикивать нежные слова вперемежку с непристойными выражениями. Гости, вытаращив глаза, уставились на м-ль Барбо. Бедняжка, покрасневшая от стыда, говорила все громче, двигала стульями, роняла предметы, встряхивала коробки с конфетами… но, разумеется, не смогла отвлечь внимание. В конце концов незадачливые визитеры ушли, поджав губы, уж теперь-то они расскажут всему городу, кто такая м-ль Барбо — она просто сводница… Эту водевилььную сцену Мирабо описал в послании к Софи, во время своего заточения в Венсенской башне:
« Каждая ночь теперь напоминает мне какие-нибудь события из нашей любви. Часто иллюзия столь правдива, что я слышу тебя, вижу, касаюсь… Ведь речь идет о том дне, когда ты согласилась осчастливить меня. Мне все было рассказано в мельчайших подробностях. Бог мой! Я до сих пор дрожу от любви и желания, когда думаю об этом. Твоя голова на моем плече, твоя прекрасная шея, твоя белоснежная грудь, которую я в исступлении ласкал. Твои прекрасные глаза закрываются. Ты дрожишь, Софи… Посмею ли я? О, друг мой! Составишь ли ты мое счастье? Ты ничего не отвечаешь. Ты прячешь лицо у себя на груди. Желание снедает тебя, а стыдливость не прекращает мучить. Я его сгораю от желания. Я надеюсь. Я рождаюсь. Я беру тебя на руки… Бесполезные усилия! Паркет выдает мои шаги… Я пожираю тебя — и не могу насытиться тобой. Какие минуты! Какое наслаждение! Я опускаю тебя на кровать, которая с тех пор стала свидетелем моего счастья и торжества» <Это письмо было опубликовано Дофэном Менье в его работе «Интимная и любовная жизнь Мирабо».>.
Эта всепоглощающая страсть не помешала Мирабо написать «Очерк о деспотизме», опубликованный в Швейцарии. Это произведение почиталось опасным в губительным, и начальник полиции приказал разыскать автора. Его без труда нашли: даже если бы Мирабоне подписался, все равно узнали бы, чей это труд. Де Сен-Морри разгневался, узнав, что у него под носом написана антиправительственная книга, и приказал своему узнику не выходить больше из крепости.
— Я вам обещаю это, — сказал Габриэль, — но прошу разрешения выйти послезавтра вечером в последний раз, так как де Монье устраивает бал, а я cpеди приглашенных. После этого вечера вам больше придется на меня жаловаться.
Де Сен-Морри согласился, а Мирабо, у которого зрел план освобождения, отправился на бал: он танцевал, пел и зажигал всех своим весельем. Ранним утром, когда приглашенные покинули дом первого председателя, он сделал вид, что тоже уходит, вернулся через тайную дверь, спрятался в одном из залов, а потом прошел в малый кабинет, расположенный рядом со спальней Софи.
Несколько дней он скрывался там, любовница приносила ему пищу и утешала ласками. А в это время, обезумевший от гнева М. де Сен-Морри разыскивал его вдоль всей границы.
Двадцать пятого февраля 1776 года Габриэль выехал ночью в Дижон, где вскоре к нему присоединилась и Софи. Счастье их было кратковременным: во время одного бала Мирабо, который назвался маркизом де Лансордура, узнали. Он был арестован как похититель и мятежник, не выполнивший королевского указа. В ночь с 24 на 25 мая он бежал из Дижона и укрылся в Тононе, подготавливая бегство Софи… Но все провалилось — де Монье вернул ее домой.
Молодая женщина в течение трех месяцев ждала своих избавителей. Она воспользовалась этим временем чтобы основательно опустошить кошелек мужа. Выкрав ключ от сундука из жилетного кармана маркиза, «она заменяла, — пишет Дофэн Менье, — луидоры на жетоны, а опустевшие кошельки набила камнями». Эти деньги м-ль Барбо передавала Габриэлю. Таким же способом Софи переправляла шелковые платья, ценные меха, тонкое белье, кружева, драгоценности — жемчуга и бриллианты, которые она собиралась носить после воссоединения с любовником.
Наконец 24 августа двое посланников Мирабо явились за м-м де Монье в тот момент, когда вся прислуга была на вечерней молитве. Горными тропами она перешла границу и в Верре встретилась с Габриэлем. Восторги влюбленных после трехмесячной разлуки трудно описать… Обезумев от желания, Габриэль и Софи принялись хватать друг друга за все интимные места, не стесняясь свидетелей.
«Понадобилось не меньше двадцати дней и ночей, — добавляет один историк, — чтобы погасить первый пыл».
Немного поостыв, они под именем маркиза и маркизы де Сен-Матье направились в Голландию. Через несколько месяцев они столкнулись там с такими денежными затруднениями, что Мирабо пришлось обратиться к издательствам. Но нелегальное положение вынуждало его вращаться в столь подозрительных кругах, что ему удалось наладить контакты лишь с какими-то темными личностями или издателями, которые сотрудничали с политическими сектами, замышляющими свержение режима.
Так молодой граф познакомился с братьями ВанХарен, вожаками передовой партии, публицистами и агитаторами. Это знакомство сильно изменило Габриэля. Оставив литературные опыты в эротическом жанре <Он опубликовал непристойную сказку под названием Парапилла.>, он стал сотрудничать с новыми друзьями. Они заказали ему брошюру против Англии, вербовавшей в то время в Германии наемных солдат. Мирабо написал памфлет — «Немецкие правители продают Англии свой народ». Эта маленькая, страстная и убедительная книжка имела такой успех, что наемники стали восставать.
Так однажды, в 1776 году, в стране, куда он был сослан из-за женщины, родился Мирабо- революционер…
В это время де Монье не бездействовал. В мае 1777 года он добился от парламента отправки в Голландию полицейского чина, наделенного необходимыми полномочиями, для того, чтобы осуществить возвращение обоих любовников. Миссия его удалась: 14 мая Габриэля и Софи препроводили в Париж. Там им было объявлено о заочном решении суда: одному за похищение и соблазнение — «отрубить голову», а другую — на всю жизнь заточить в тюрьме в Безансоне.
Молодая женщина была беременна. До родов ей позволено было находиться в исправительном заведении на улице Шарон. Мирабо заточили в Венсенскую башню, откуда он вскоре нашел способ посылать Софи напичканные эротическими пассажами, а то и просто непристойные письма. Она отвечала ему тем же. Вот что говорит М. де Ломени: «Мирабо передал своей любовнице не дававшее ему покоя лихорадочное желание. Непристойности, которые рождаются из-под ее пера, вызваны, разумеется, письмами Мирабо. Не укладывается в голове, что такое может писать женщина, никогда не бывшая проституткой». И в смущении добавляет: «Она поясняет написанное рисунками, и каким рисунками!» Ошибкой было позволять подобную переписку…
По иронии судьбы в Венсенской башне встретились двое мужчин, любовная жизнь которых имела много общего. Маркиз де Сад находился в камере, соседней с камерой Мирабо… Когда Мирабо узнал, что его судьбу разделил автор «Будуарной философии», он, вопреки ожидаемому, возмутился. Несмотря на общую беду, они не переносили друг друга. Разумеется, причина их взаимного неприятия — неуемная любовь к женщинам: каждый видел в другом возможного соперника. Однажды Мирабо, который не остановился перед тем, чтобы выдать своих товарищей по несчастью, написал первому полицейскому комиссару письмо, которое передает характер отношений узников:
«Мсье де Сад вчера поджег башню и, представившись, позволил себе — поверьте, без всяких на то побуждений с моей стороны — наговорить в мой адрес самых бесстыдных гадостей. В завершение сего он осведомился о моем имени, „чтобы доставить себе удовольствие обрезать вам уши после моего освобождения“ — так он выразился. Терпение изменило мне: „Я ношу имя мужчины, который никогда не убивал, не отравлял женщин, и он напишет это на вашей спине ударами хлыста, если вас не колесуют еще раньше“. Он умолк и с тех пор не осмеливается открыть рта. Хотите осудить меня — осуждайте. Но несложно терпеть издалека и довольно грустно жить в одном доме с таким чудовищем».
Если де Сад не вызывал особых симпатий, то Мирабо женщины обожали: парижанки испытывали жалость к этому несчастному двадцатисемилетнему графу. Зная эту женскую слабость к себе, Габриэль предпринял попытки соблазнить жен служивших в крепости офицеров. Но выйти из камеры не нашлось никакой возможности, и он решил воспользоваться своим голосом — он запел!
Весь день, просунув голову за решетку маленького окошка, он распевал провансальские романсы.
