Но Жозефина по-прежнему ничего не понимала. Все эти важные персоны собраны здесь ради нее? Ну что ж, отлично, можно болтать. И она мило улыбалась посланнику Сардинии, министру папы, представителям венецианского дома, герцога тосканского, герцогов Пармы и Модены, физику Вольта…
Каждый из них сгибался перед ней в поклоне, а Жозефина, неисправимо легкомысленная, думала, что некоторые из этих господ просто красавцы, и что она была бы не прочь выбрать среди них новых любовников.
После этого приема Бонапарт, «неспособный более властвовать собою», взял свою жену за руку и повел в комнату, которую он предназначил для того, чтобы супруги вновь обрели друг друга.
Раздевшись с быстротой человека, который торопится спасти утопающего, он накинулся на одежды Жозефины, — летели юбки, трещал китовый ус корсета, превращались в клочья кружева, обрывались шнурки — и вот он впился жгучим поцелуем в «маленькую белую эластичную грудь», о которой мечтал все эти недели.
Когда на молодой женщине не осталось ни клочка одежды, он поднял ее на руки, положил на постель и доказал, что артиллерист, ставший главнокомандующим, сохранил в интимной жизни все качества своей профессии.
Благодаря воздержанию, на которое он был обречен с марта месяца, он смог доказывать супруге свою галантность почти двое суток подряд, не выходя из спальни.
Только через день страсть была утолена, буря наконец утихла, и, надев военную форму, Бонапарт отправился завтракать. Жозефина только и ждала этого момента. Еще задыхающаяся — но вошедшая во вкус — возбужденная играми супружеской любви, она пригласила на неостывшее брачное ложе Ипполита, который охотно воспользовался ситуацией.
Через несколько часов Бонапарт покинул Милан и отправился на осаду Ментоны.
Уехал и Ипполит Шарль, который присоединился к армии Леклерка. Оставшись в одиночестве, будущая императрица развлекала себя празднествами, на которых за ней ухаживали красивые итальянцы. Большинство из тех, кого она выбирала, охотно смаковали в ее постели реванш над Бонапартом.
Он же в это время продолжал сокрушать австрийские войска. Он был счастлив, уверен в военной и любовной удаче. Но… какой-то эпизод нарушил его блаженное спокойствие. В его письме к Жозефине звучит тревожная страсть.
'Я потерял свою табакерку. Прошу тебя, выбери и пошли мне другую, с плоской крышкой, на которой закажи сделать надпись из твоих волос…
Тысяча поцелуев — таких же пламенных, как ты холодна. Безграничная любовь и нерушимая верность'.
Неизвестно, послала ли Жозефина такую табакерку, но можно не сомневаться, ее позабавило достойное подростка желание генерала — главнокомандующего итальянской армией. Как она могла сдержать улыбку при виде такого «голубого цветка любви», — она, привыкшая к тому, что красавцы итальянцы брали ее на диванах, на коврах, на краешке стола?
Один из любовников сообщает ей о прибыльных рейсах между Италией и Францией, и она решает использовать возможность солидных доходов в интересах Ипполита Шарля, предложив его Бонапарту как «агента по снабжению армии».
Бонапарт отвечает ей из Кастильоне 21 июня письмом, полным тревоги и возмущения:
«Меня не оставляет мысль, что ты разыскала в Милане прежнюю пассию и хочешь оказать ему услугу, навязав мне. Но лучше отбросить это недостойное предположение. Впрочем, говорят и худшее — меня хотят убедить, что ты давно и превосходно знаешь этого человека, которого рекомендуешь мне (слово подчеркнуто тремя яростными чертами). Если так, ты была бы чудовищем…»
Жозефина не осмелилась настаивать и не заводила более речи о м-сье Шарле, чтобы уничтожить подозрения, она даже согласилась приехать к своему супругу в расположение армии.
Он пишет ей: «я прошу тебя 7 приехать в Брешию, где тебя ждет нежнейший из любовников».
Бонапарт никак не мог предполагать, пишет М. Луи Алье, что любовником, с которым в этот день соединится Жозефина, будет не кто иной как м-сье Шарль.
Но выслушаем Амелена;
'Мы прибыли в Брешию, но генерала там не было. Он оставил письмо, назначив встречу в Кремоне. Было уже поздно, и, несмотря на мои настоятельные просьбы — м-м Бонапарт, ссылаясь на усталость, решила не ехать дальше, а ночевать в Брешии. Она заняла апартаменты своего супруга, и я, как его адъютант, помогал ей там расположиться.
— Поднимитесь пока к себе, — сказала она. — Я лягу, столик придвину к кровати, и мы с вами поужинаем.
Когда я спустился из своей комнаты наверху, я увидел стол, накрытый на три прибора.
— Это для бедняги Шарля, — сказала она. — Он ездил с поручением, остановился в Брешии и узнал о том, что я здесь.
Шарль вошел как раз в эту минуту. Мы принялись за ужин. Я чувствовал себя весьма неловко. Кончив ужин, мы оба покинули комнату, но когда мы были у дверей, Шарля окликнул томный голос, и он вернулся, а я вышел.
Когда я поднялся к себе наверх, я заметил, что забыл свой головной убор и саблю в комнате, смежной со спальней, где мы ужинали. Я пошел за ними, но обнаружил на страже перед дверью гренадера, который заявил, что впускать никого не разрешено.
— Кто же так распорядился?
— Горничная мадам передала мне ее приказание. Я понял, что храбрая героиня Пешьеры (где карету Жозефины обстреляли австрийцы) снова стала галантной дамой Парижа.
Впрочем, она никогда не переставала ею быть'.
На следующее утро Жозефина прибыла в Кремону, где Бонапарт ожидал ее, в нетерпении раздирая страницы книги гимнов, предложенной ему священником. Два дня они провели в постели, и Бартелеми рассказывает нам, что «корсиканец был так же неистов, как при Лоди».
Но утром 13 августа австрийские полки двинулись на Кремону. Получив это сообщение, Бонапарт обратился к Жозефине, лежащей в постели.
— Уезжай в Милан. Я не должен был подвергать тебя опасности, прости меня. Это было безумство.
Креолка поспешно оделась и поднялась в свою карету.
— Я боюсь, — рыдала она.
— Уезжай спокойно, — сказал Бонапарт. — Вюрмсер дорого заплатит за твои слезы.
На пути в Милан Жозефине пришлось испытать немало волнений. Уланы обстреляли ее карету, убив пару лошадей. Перепуганная Жозефина бросила свою карету и дальнейший путь проделала в крестьянской повозке.
Но на следующий вечер, когда Жозефина полагала себя вне опасности, они оказались в двухстах метрах от сражения, рикошетирующие пули свистели около повозки.
Перепуганная Жозефина дала себе клятву не навещать мужа в армии.
Прибыв, наконец, в Милан, она застала город празднующим победу Бонапарта при Кастильоне, — супруг сдержал свое обещание отомстить Вюрмсеру за слезы Жозефины. Она же, равнодушная ко всеобщему ликованию, подавленная испытанным страхом, заперлась в своей спальне с Ипполитом Шарлем.
Но на следующий день она возобновила празднества, на которых веселилась в окружении своей свиты — дам и кавалеров, прозванных «Великолепными». Каждый вечер она танцевала до упаду в легких туалетах, «вкушая все удовольствия». Нередко в разгар бала она покидала дворец, чтобы увлечь в сад Ипполита Шарля. Там, в тени кустов, под деревом, около мраморной статуи или у бассейна, она заставляла Шарля «ублажать себе трефовый туз», как иносказательно называли это тогда в высшем свете.
Однажды вечером любовники были застигнуты грозой в тот самый момент, когда они безмятежно «отдавались велениям природы».
Первый удар грома был таким оглушительным, что Жозефина потеряла сознание. Ипполит поднял ее и на руках принес в салон. Гости получили удовольствие видеть генеральшу «с растрепанными юбками» и
