— Миссис О'Брайен. — Грациозная, словно статуэтка, девушка-клерк протянула ей ключ. — Ваш номер на 32-м этаже. Надеюсь, вам понравится вид из окна.
Она проводила Мэгги к лифту, расположенному рядом с киоском с баснословно дорогими украшениями, наверняка поставленному здесь нарочно, чтобы сразу же вытянуть из удачливых игроков свалившиеся на них с неба деньги. Мэгги пыталась делать вид, что не замечает всех этих соблазнов, но как только девушка удалилась, прижалась носом к витрине, разглядывая бриллианты и рубины величиной с доброе куриное яйцо. От всей этой красоты захватывало дух, и Мэгги боролась с искушением перемерить все, что есть в киоске.
Гостиничный номер, как оказалось, отличался такой же роскошью. Портье ждал ее в коридоре. Он улыбнулся ей, словно они были старыми друзьями, и широко открыл дверь, приглашая войти. Он зажег свет, и Мэгги пожалела, что не положила солнцезащитные очки в сумочку. И без того яркое сияние великолепных люстр, отражаясь в огромных, во всю стену, зеркалах, слепило ее. Мебель в стиле Людовика XIV, лепные потолки в древнеримском стиле, окна, выходящие прямо на океан…
— Это бар, — произнес портье. Он открыл его, но Мэгги успела заметить лишь ряд сверкающих старомодных бокалов. — Он полностью укомплектован, но если вино не в вашем вкусе, позвоните «5», и мы к вашим услугам.
Он показал ей два холодильника — один в гостиной, другой в спальне, три гардероба, огромную ванну с джакузи, королевских размеров кровать с бессчетным количеством подушек. Портье объяснил ей, как включать душ, обратил ее внимание на выключатель в гостиной, скрытый за статуей Цезаря и Клеопатры, четыре телефона, сейф… Когда он начал показывать все по второму разу, до нее наконец дошло, чего он на самом деле ждет. Чаевые. Он нес сумки, следовательно, заслужил чаевые. Мэгги порылась в сумочке, не зная, сколько дать. По доллару за сумку? Пять долларов за все? Не рассмеется ли он ей в лицо, не позвонит ли вниз и не скажет, чтобы ее вышвырнули из гостиницы на все четыре стороны?
Она протянула ему десятидолларовую бумажку. Он поблагодарил и ушел — не хлопнув дверью, значит, они пришли к согласию.
— И что теперь? — спросила она у Цезаря с Клеопатрой. Те, разумеется, молчали.
Был час дня, пятница, и Мэгги совершенно не знала, куда себя деть. Ужин в каком-то ресторане «Неро», который любезно заказали ей Элли и Клер, был только в восемь. От одной мысли об этом ужине ее бросало в дрожь. Мягкий, интимный свет свечей, воркующие парочки, музыка, хватающая за самое сердце… Отличный, нечего сказать, подарок на тридцатипятилетие для одинокой женщины, чей бывший муж наслаждается в это время обществом новой невесты!
Глава 2
— Лайза сказала, что ты ей не звонил, — произнес Мэтт. Конор допил виски и сделал знак официанту, чтобы тот принес еще бокал.
— Я и не собирался ей звонить, — заметил он.
— Послушай, старик, ты сам не знаешь, что теряешь! Умная, красивая, веселая… Когда еще встретится такая женщина?
— Послушай, — поинтересовался Конор, когда официант, поставивший перед ним бокал, удалился, — я одного не понимаю. Если она и впрямь так хороша, как ты расписываешь, то почему бы тебе самому за ней не приударить?
— Я, может, и приударил бы, но у меня есть моя работа. Конор хотел было что-то возразить, но в этот момент на пороге появилась она. Не Лайза. Он не знал, как зовут эту женщину. На ней были голубой свитер, темные брюки и нитка жемчуга на шее. Никаких других украшений, если не считать часов на черном кожаном ремешке. Ни серег, ни колец. Туфли без каблуков. Под мышкой — маленькая сумочка. Несмотря на скромность наряда, она казалась ему женщиной с изысканным, безупречным вкусом.
Метрдотель провел ее мимо столика Конора, и он ощутил запах ее духов — тонкий, женственный. Женственность — вот слово, которое можно было применить не только к ее духам, но и к ней самой. Она была стройной, но в ней не было ничего девичьего, а именно женственное. В ней все было безупречно, не считая едва различимого следа на щеке, говорившего о том, что весь день она провела в постели.
Метрдотель, убрав второй стул, усадил ее за столик — это означало, что она собирается ужинать одна. Где же ее кавалер? Может быть, он женатый мужчина и не хочет светиться? На вид она была не из тех, кто подбирает себе одноразовых любовников в казино, но Конор достаточно пожил на свете, чтобы знать, что внешность порой обманчива.
— Если хочешь, — предложил вдруг Мэтт, словно прочитав его мысли, — я могу выяснить, кто она. Но мог бы, впрочем, и сам оторвать свою задницу от стула и подойти к ней.
— Очень мне надо к ней подходить! — пробурчал Конор, не отрываясь от салата.
Мэтт покачал головой:
— Рассказывай это другим, братишка. Как будто я не вижу, какими глазами ты на нее смотришь! Эта брюнетка тебя явно зацепила.
Конор промолчал, отправляя в рот очередную порцию салата. Мэтт был прав — брюнетка действительно его заинтересовала. Ему вдруг захотелось узнать о ней все: имя, телефон, почему она ужинает одна, почему ее большие синие глаза полны невыразимой тоски. Хотя какое ему, казалось бы, до всего этого дело?
Ужинать в одиночестве на виду у всего света — не пожелаешь и врагу! Мэгги казалось, что взгляды всего зала устремлены на нее, что если на нее не показывают пальцем, то лишь ради соблюдения приличий.
— Не желаете просмотреть список вин, мадам?
Она помотала головой. Ужинать в одиночестве — еще куда ни шло, но пить в одиночестве уже ни в какие рамки не лезет.
— Пожалуйста, минеральной воды, — попросила она. Официант поклонился ей так, словно она была как минимум королевой, и удалился.
Не то чтобы раньше Мэгги не приходилось есть в одиночестве. Но одно дело — улучив на работе свободную минутку, примоститься где-нибудь в уголке с бутербродом, и совсем другое — на глазах у всего света, в роскошном ресторане с назойливо вежливыми официантами, танцплощадкой и тапером. Черт бы побрал этого тапера с его музыкой, хватающей за самое сердце! У нее всегда был довольно-таки старомодный вкус, она любила душещипательные романсы, но сейчас ей меньше всего хотелось чего-то душещипательного. Может быть, положить официанту на поднос двадцатидолларовую бумажку, чтобы тапер перестал барабанить ей по нервам? Но ничего не поделаешь, приходится играть роль — роль женщины, наслаждающейся собственным одиночеством.
Она сама не заметила, как заснула сегодня днем в кровати перед телевизором, и наверняка проспала бы этот ужин, если бы горничная не постучала в ее номер, чтобы спросить, не желает ли она чего-нибудь. Мэгги гораздо больше хотелось бы заказать ужин к себе в номер, но сестры наверняка потом будут расспрашивать, как ей понравился ужин, а врать Мэгги не умела.
И вот теперь она сидела здесь в окружении мрачной супружеской четы средних лет, двух седых дам, наверняка богатых вдов, прожигающих наследство мужей, и двух мужчин — молодого и постарше, судя по всему, братьев. Она уже видела их сегодня — сначала на стоянке, потом они прошли мимо нее, когда она сидела у стола регистрации, и тот, что постарше, уже успел привлечь ее внимание. Нельзя было назвать его особым красавцем — густая копна темных, с проседью волос, резкие черты, — но было в нем что-то сильное, мужское, отчего он казался вполне привлекательным. Младший был похож на него — почему она и решила, что они братья, — но черты его лица были менее мужественными, и даже, пожалуй, немного слащавыми. Несмотря на молодость, он всеми силами напускал на себя вид усталого, разочарованного человека. Такой же вид бывал у Клер или Элли, когда они были не в духе.
Старший поднял глаза, и его взгляд встретился со взглядом Мэгги. Он улыбнулся ей той же улыбкой, что и тогда, на стоянке, но улыбка погасла, встретив ее грустный взгляд.
«Прекрати строить глазки незнакомцам, Мэгги О'Брайен! Занимайся привычными тебе делами — детьми, работой, учебой, хозяйством. А флирт оставь тем женщинам, которые созданы для этого. Ты же ничего не знаешь об этом мужчине — ни имени, ни профессии, ни истории его жизни, и вряд ли когда-нибудь узнаешь».
Может быть, когда-нибудь она и сможет улыбнуться мужчине в ресторане и посмотреть, что из этого
