как горько она плачет после грозы, но не оттого, что испугалась, не оттого, что побило градом, — оттого, что не уследила за стадом и оно разбежалось.
Зато сердце Аннеле переполнено радостью, когда возвращается она в день своего рождения с поля, где вместе со взрослыми убирала картошку. И отпустила ее мама в такую дальнюю поездку только потому, что это был день рождения девочки — трудиться наравне со взрослыми было подарком!
С какой любовью и теплотой рассказывает Анна Бригадере о людях труда, и нет в ее устах высшей похвалы, чем сказать о человеке — труженик. Такими тружениками были мать, которая и часа не могла усидеть без работы и говорила, что «без работы горше, чем без хлеба», и бабушка, которая скажет, бывало, «чем слова попусту тратить, лучше б взяли да сделали», и тут же сама сделает, пока другие спорят, и, конечно, отец, который сыграл такую огромную роль в формировании души маленькой Аннеле.
Не были для девочки большей награды, чем помогать отцу. День, когда отец впервые разрешил ей помогать ему, становится для Аннеле настоящим праздником. И отец учил ее работать так, чтобы труд приносил радость, учил понимать красоту и необходимость труда. Он и сам работал весело, с песней, работал красиво. Но по душе ему была только такая работа, где мог он проявить свой ум, свои знания — по чужой указке работать не мог. И потому предпочитал труд тяжкий, но не унизительный.
Велик и благороден этот человек в своем стремлении преобразовывать землю, превращающий бесплодную пустошь в щедрую ниву, строящий дом, в котором будут жить другие, так же как он жил в домах, построенных кем-то до него.
Мотни труда в трилогии тесно переплетается с мотивами природы, которая ежедневно раскрывает перед Аннеле свои тайны. Это и капля росы, алмазом сверкающая в траве, и зов кукушки в Авотском лесу, и трели жаворонка, и молодая рожь, которая течет, словно зеленая река, и канава, прокопанная отцом на новине, которая кажется разноцветным поясом, — много, много чудес таила в себе природа, у которой девочка находила утешение в самые горькие минуты своей жизни. Вспоминая свое детство, Аннеле, которая стоит на пороге большой жизни, думает: «Природа. Величественная природа. Везде она, всюду, все поглощает, все подчиняет себе. Смотришь на нее — не насмотришься, погружаешься в нее, растворяешься в ней и каждый раз открываешь нечто новое, неизведанное. <…>
Природа творила чудеса, но природа и учила. А кто не хотел ее познавать, тот не видел ее чудес. И не самым ли главным уроком, преподанным природой, был труд? Через труд природа выражала себя».
И, наконец, третья сквозная тема трилогии — религия, бог, о котором так часто говорили взрослые. Для маленькой Аннеле бог — это природа. В главе «Майское воскресенье» Анна Бригадере описывает, как маленькая Аннеле трансформирует слова молитвы, наделяет их смыслом, ей доступным: бог, который пасет свою паству, превращается в пастуха, его светлые одежды — это облака, жезл его — лучи солнца. Все, что недоступно еще пониманию маленькой девочки, конкретизируется, наполняется реальным содержанием, становится игрой.
Взрослея, Аннеле ощущает, как тесно жизнь людей связана с природой — со сменой дня и ночи, зимы и лета, весны и осени. И человек не в силах ничего изменить, человек подчиняется ее законам. Что же получается? Природа всемогуща, значит, она бог.
С годами влияние религиозных взглядов, господствовавших в то время, становится ощутимее, однако здоровая натура, жизнерадостность, жажда знаний, вера в свои силы оказываются сильнее религии. И в целом в трилогии жизненная правда одерживает победу над религиозными предрассудками. Поэтичные описания природы, эмоциональные зарисовки трудовой жизни оставляют в тени религиозные мотивы, прославляют красоту родного края и благородную роль труда.
Трилогия Анны Бригадере была написана в тот период, когда жанр автобиографических воспоминаний о детстве становится особенно популярным в латышской литературе. В рамках этого жанра были созданы такие шедевры, как «Белая книга» и «Зеленая книга» Я. Яунсудрабиня, «Дневник Малыша» Э. Бирзниека- Упита. Но не умаляя значения ни одного из писателей, мы с полным правом можем утверждать, что никто из них с такой глубиной не показал, как миленький человек приходит к философскому осмыслению жизни; ни в одной книге так поэтично не выражены этические идеалы, которыми жил народ — прославление труда, оптимизм, возвеличение добра, осуждение подлости и зла.
БОГ, ПРИРОДА, ТРУД
БАТРАКИ
Со двора и избу то и дело влетал пастушонок Лудис, оставляя двери настежь, словно калитку. Никто не ругал его за это. Тепло уж не берегли, как зимой. Ветер задувал в двери, окна. Углы опустели. Батрачка, что мыла и чистила их, ушла, чтобы новые жильцы не бранили за оставленные грязь и паутину.
Нынешним летом Лудис подрядился как взрослый, наняли его тут же по соседству. В Каменах он знал все наперечет — прибегал чуть ли не через день. Что здесь нового увидишь? Но сегодня пришел спозаранку — поглядеть, кто уйдет и кто придет в Камены в Юрьев день.
Только влетит в комнату — тотчас к Аннеле.
— Кто твои отец с матерью?
— Батраки.
— Куда идут они?
— На край света.
— А где тот край света?
— За морями, за долами, за высокими холмами, — перечисляет Аннеле, кивая в такт головой и изо всех сил пытаясь выговорить трудное «р».
Лудис громко, заливисто хохочет, потом крутанется на пятке, словно волчок, и выбегает; но вскоре снова тут как тут — и ну выпытывать Аннеле, кто ее отец с матерью.
И так уже в третий раз.
Аннеле сжала губы, насупилась. Будет с нее.
И хоть Лудис из тех людей, кто пользуется ее расположением, но тут было что-то не так. Почему он столько раз переспрашивает, почему так смеется?
— Ну, скажи же, скажи — куда ты пойдешь? На край света? А где этот край света? — приставал Лудис, пытаясь вытянуть из Аннеле слова, которым сам же ее и научил.
Аннеле в ответ ни слова.
— Ну и ладно, и не говори, но и ты не узнаешь, кто такие батраки, — поддразнивал Лудис. — Ну, скажи, кто такие батраки?
Не дождавшись ответа, он рассердился.
— Твои отец с матерью, дурочка! А ты и не знаешь. Вот оно как! Дурочка ты, дурочка, что с тебя возьмешь! — Лудис ткнул девочку кулаком в бок и был таков.
Аннеле, похожая на ворох с вещами, осталась наедине со стулом от материной прялки, на который была посажена. Рано утром укутали ее платками, а после поверху намотали и те, что забыли положить в сундук; и стала она такая большая и толстая, что и с места не сдвинуться.
Но стоит только повернуть голову, увидишь взрослых, снующих по двору: мать, сестру, брата. У сестры платок сбился, лицо раскраснелось, брат успел уже завозить новые постолы, разрешение обуть которые в Юрьев день вымаливал давеча со слезами. Но мать этого не видела. Не до того ей сейчас было. Вот она вывела Бусинку, привязала ее к забору. Та вырывается, мычит. Из всех хлевов ей отзываются. Прощаются с нею.
Пробежали через двор овцы с белыми дрожащими ягнятами, за ними брат и сестра с длинными хворостинами. Мать отвязала Бусинку и торопливо потащила за собой. Два воза с вещами, раскачиваясь, проехали по ухабистой дороге и исчезли.
У Аннеле потемнело в глазах. Что же это? Никто за ней не пришел? Никто не позвал? Ее просто забыли. Как же останется она в этом пустом углу, где раньше стояла высокая мамина кровать с красивым
