Нет, мать про книги не говорила. Да и не в ее натуре это было. Но Конрад словно угадал; дал понять: я знаю, что вы любите книги, и я могу их принести.
Откуда он знает?
Долго эта мысль не дает ей покоя, и вдруг жаркая волна окатывает ее с ног до головы: он знает об этом от нее самой. Она сама ему сказала сквозь тонкую стенку. Сама с собой разговаривала и сказала. Вероятно так: «Ах, были бы у меня книги! Где бы книжки достать?» Так, видно, говорила она с собой. Ведь не молчала она целыми днями на новине. С солнцем, с ветром говорила, с травой, сама с собой разговаривала, чтобы слышать, как звучит. В городе, конечно, такие разговоры пришлось умерить: как бы кто не подслушал! И вот подслушал-таки этот мальчишка! Вот дотошный!
Воскресенье. Аннеле читает «Illustrierte Welt». Перечитала от начала до конца. Остался один рассказ, испещренный французскими предложениями. «Как только достану хороший учебник, сразу же французский стану изучать», — решила она.
В дверь стучат.
Гости? Мать в церкви. Лизиня у Гузе. Кто бы это мог быть?
Только бы не Конрад!
Еще раз раздался стук.
— Войдите!
Так и есть, Конрад. Стоит в дверях.
— Набенд![4]
Ну и кикимора со своим «набенд»!
Что делать? Пригласить пройти?
Но гость не из тех, кто ждет особого приглашения. Входит уверенно, протягивает руку. Обдает резким запахом.
— Откуда у вас такое мыло?
— От лучшего поставщика. Пожалуйста! — И он сует свою руку Аннеле прямо под нос.
Она отпрянула. Этого еще не хватало!
Конрад бросил на стол три книжки в тонкой обложке.
— Вот вам!
Держится уверенно, словно они заранее договорились о встрече.
Надо хоть предложить присесть! Гость все-таки!
— Пожалуйста, присаживайтесь! — Аннеле указала на стул.
— Это можно, — принимает приглашение Конрад. Садится, вытягивает ноги, опирается локтем о стол, подкидывает в руке принесенные книги:
— Как, нравится? Таких я могу сколько влезет принести. Мне это ничего не стоит!
Аннеле листает: «Роза с Сосновой горы», «Военачальник Ефстахий». Все это она уже читала. Спасибо!
— Если эти читали, я подыщу другие. Мне ничего не стоит!
— Нет, нет, не трудитесь, я обойдусь!
— Что значит обойдетесь, если я могу достать? Мне это даром все достается.
Аннеле отвечает коротко и резко:
— Мне сейчас не до чтения. — Пусть уймется, наконец!
— Я их вам оставлю. Раз читать некогда, пусть себе лежат. Есть ведь они не просят. Да и платить за них вам не придется.
Снова то же самое. И чего разглагольствует? Уходить, что ли, вовсе не собирается?
Не собирается. Сидит как сидел. О книгах все было переговорено, других тем для разговора не находилось. Чтобы заполнить время, Аннеле то в одной комнате что-то поделает, то в другой.
Гостю явно стало скучно. Он встал, приставил к столу второй стул.
— Присядьте. Поговорим, время скоротаем.
Словно бы он здесь хозяин!
Но о чем-то говорить надо. Ведь пришел он с добрыми намерениями.
— Вы тоже из деревни? — спросила Аннеле, обрадовавшись, что нашла тему для разговора.
— Ну, не-е-т! Что мне там делать? Это для мужиков!
Что на это ответишь? Как незваный гость он пришел, как незваный гость и говорил. Пусть наконец уходит!
Она встала.
— Темно становится. Надо лампу зажечь.
— Как сговоримся. Можно зажечь, а можно и не зажигать.
Но с места не двигается.
Его-то кто спрашивает! Аннеле уже еле-еле сдерживает гнев. Скажет еще: мне это ничего не стоит!
На то, чтобы зажечь лампу, уходит много времени. Зато разговаривать не нужно. Колпак надо вытереть, стекло вычистить. Все сделать как следует. Чиркает спичка, и с противоположных сторон к огоньку склоняются два носа. Получается так смешно, что Аннеле не может удержаться.
Гость посчитал это хорошим для себя предзнаменованием, и только девочка хотела отодвинуться, как почувствовала, что словно привязана к столу! Медвежья лапа придавила ее пальцы.
— Еще чего! Отпустите сейчас же!
— Давай на пальцах потягаемся!
То ли у Конрада это случайно выскочило, то ли он хотел сказать что-нибудь остроумное, чтобы еще посмеяться, кто его знает. Да и она чуть не рассмеялась — и рассмеялась бы, если бы не была так разгневана. Но мальчишке же не покажешь этого. И она, сверкнув глазами, исчезла в другой комнате.
За ней опрокинулся стул, в проеме двери показался локоть, и вот Конрад уже рядом с ней.
Чужие руки обхватили ее за талию, за плечи, за шею. Напомаженный пробор коснулся щеки.
Аннеле онемела от душившей ее ярости — как смел этот мальчишка коснуться ее, как осмелился! Подброшенная неведомой, дотоле не испытанной силой, она заклокотала, как вулкан, вырвалась, била, толкала, локти ее превратились в острые клыки, кулаки опускались, словно молоты, и готовы были раздавить этого мальчишку.
Тот отскочил испуганно, стоял и смотрел на дрожащую от гнева девочку.
— Уходите! Вон!
Конрад неловко улыбнулся.
— Ну, ну, ну! Я ж пошутил!
И смелее, сунув руки в карманы:
— Подумаешь, важная какая! Недотрога!
— Уходите! И забирайте свои книги! Не нужно мне!
— Возьму, возьму! Не оставлять же!
Аннеле стоит, лоб нахмурен. Конрад проходит мимо. Двери за собой не закрывает. Она захлопывает их, чуть не придавив ему ноги.
И вот бегает он по своей комнатушке, словно зверь по клетке. Аннеле затаилась. Уж она-то покажет этому мальчишке, что и ей хочется проломить стену от злости и смятения.
Что это было такое странное? Какой ураган налетел? И какая сила ее уберегла? Сказать матери, сестре? Нет! Не поймут. Мать выслушает, скажет: чего и ждать от городского! Кто его учил хорошему?
А кто должен учить? Сам должен учиться!
Гнев и гордость пришли ей на помощь. Они сказали ей, что надо делать. Она еще и сейчас ощущала их в кончиках пальцев. Да, с ними ей никто не страшен.
Что ей Конрад! С ним-то она справится!
Вернулась Лизиня, принесла добрую весточку:
— Через две недели переберемся на новую квартиру.
— На какой улице?
— На Зеленой улице.
«Зеленая улица», — откликнулась Аннеле, словно вручили ей подарок. Прекрасной, полной надежд
