душу... Дракон улыбнулся и ушел, волоча блестящий чешуйчатый хвост...
Я этот день помню. А кто-то нет. Хотя для алкоголика он более важен, чем день рождения. Вернее, это и есть день рождения. ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ АЛКОГОЛИКА. Ни больше, ни меньше. С этого дня все переменится. С этого дня ты больше не будешь бояться утра... Ты будешь его ждать и, по мере возможности, приближать.
Так почему я пью? Надо ж как-то понять, переварить, отследить и законспектировать...
Во-первых, я страдаю, однако, алкоголизмом. Это болезнь такая. Необратимое изменение обмена веществ, ведущее к слабоумию, потере личности, нравственного закона унутре организма и, в конечном итоге, – к смерти. В эту болезнь большинство населения не верит и правильно делает, потому что даже здоровый образ жизни ведет туда же.
А во-вторых, я никогда не мог собрать кубик Рубика. Много раз начинал, доходил максимум до середины и бросал. А все потому, что никак не мог понять главного – зачем это нужно? Жизнь часто так и устроена. Только кубиков много, а рук две. Собрал один, берешься за второй, третий, потом вдруг узнаешь, что первый кубик кто-то не со зла, а просто ради забавы разобрал в хлам и тихо положил на место. Ты мечешься от кубика к кубику, ты собираешь их с утра до ночи, но кубиков становится все больше и больше, они уже не поддаются учету, и кто-то их все время разбирает и разбирает. А потом приходит дракон. Он тоже не знает, как устроены кубики или как их собирать. Зато он предлагает съесть их за тебя. Один за другим. И с исчезновением каждого следующего кубика ты становишься свободнее и свободнее, пока не остается последний. Он выглядит очень простым, но собрать его невозможно. Это псевдокубик. Нерешаемый. Но даже его дракон предлагает съесть. В конце концов ты соглашаешься...
ЦИКАДЫ
В начале августа у меня пропал сон. Будучи не первый, не десятый раз в запое, я знал, что рано или поздно эти проблемы начнутся. Плюс ко всему, у меня кончилось все – русская водка, казахский коньяк, все прочие дезодоранты с притираниями и деньги. Полностью. То есть как-то я залез в карман и нашел ровно десять копеек, да и то, как это ни смешно звучит, мелочью.
Даже в этом случае выход у меня был. В жизни ведь не только разочарования. Есть еще полные разочарования, разочарования аж пиздец, а также нежелание дышать в принципе. До всего этого мне было очень далеко. Поэтому я позвонил своему знакомому, который всю жизнь занимался старым компьютерным железом, начиная еще с тех времен, когда оно вообще появилось. Ему всегда можно было сдать любой, даже самый древний раритет с одним-единственным условием – не торговаться. Зато любой. Зато задарма. Ну и хрен с ним, с раритетом. От знакомого пришел юркий пацан, залез ко мне в кладовку, долго там шарился, чихал, потом выбрался оттуда с грудой железяк и горящими глазами.
– Тут неплохой наборчик! – сказал он.
– Вот что... – сказал я. – Сгоняй за водкой, а? – Пацан заколебался. – Там упаковка болванок CD-R. Технологическая. Сто штук. Она стоит семьсот рублей. А ты мне несешь «Гвардейской» на двести, плюс минералки запить, договорились?
Пацан кивнул головой и быстрее ветра приволок родимую.
Пока курьер составлял список – чего и сколько, я сорвал зубами железо, налил полстакана водки и, разбивая себе зубы, проглотил. Следом по пищеводу прошли два глотка «Карачинской».
– Ну, в общем, вот сумма, – подвел итог паренек и дал мне в руки список.
Строчки поплясали и успокоились. Я тупо фокусировал зрение. Мальчик понял это по-своему и добавил:
– Ну, вот за скази с контроллером можно еще добавить долларов тридцать. Поскольку комплект. А за внешний резак я бы добавил, но царапина на крышке... Ну, ладно, плюс десятка! И то босс меня четвертует...
– Не четвертует... – сказал я. – Ладно, согласен. Только рублями давай!
– Нет проблем. Мне так даже лучше.
Пацан ушел, и сразу позвонил экстрасенсорный телепат Китаец.
– Гы! – сказал он.
– Ползи сюда! – сказал я и повесил трубку.
Когда-то у Китайца были золотые руки, жена и двое детей. Жена и дети давно отвалились за ненадобностью, а две руки превратились в полторы. Что характерно, руки как бы были. Но на одной – и, что самое главное, на правой – не было большого пальца. Отчего она превращалась в инструмент выпить и закусить, но никак не работать. Циркулярка, в которую Китаец по дури залез, махом отсекла ему полторы фаланги. Как вспоминал пострадавший, в первые минуты боли почему-то не было. Кровища – да, хлестала во все стороны, а боли не было. Поэтому перед потерей сознания Китаец аккуратно намотал на конечность все тряпки, которые были в столярке, и подчистую допил весь разведенный спирт.
Говорят, в таких случаях надо искать палец, прятать его в холодильник и по телефону выяснять, где его пришивают. Но среди опилок и стружек найти палец оказалось невозможно. Даже местные собаки, допущенные в качестве индикаторов, ни хрена не обнаружили, кроме куска сыра. Так что с тех пор палец и Китаец пьянствуют по отдельности. Остаток фаланги поджил, обзавелся розовенькой кожицей, но хват, конечно, уже был не тот, и руки из золотых стали оловянными. Это раньше Китаец топором играючи хоть избу, хоть зубочистку срубал. Теперь же приходилось сильно напрягаться и учить левую руку, почти не способную к образованию.
Между мной и Китайцем никогда не было недопонимания. Скорее даже наоборот. Такая одновекторность, вообще не нуждающаяся в словах. Когда я был без денег, он меня поил. Когда он бы на мели, я рассчитывался. Когда ни у кого не было, мы завсегда удачно трясли третьего или что-нибудь пропивали. Иногда его дрель. Иногда мой принтер. В общем, когда рак-отшельник садит на панцирь анемону, то это называется симбиоз. Каждый уникален, и оба досыта пьяные.
В наших краях и окрестностях разведенный до водочного состояния спирт стоит двадцать рублей за поллитру. Не, не в магазине, что вы! В специальных, легко высчитываемых квартирах. Однако если вы придете первый раз, имея только адрес, то получите в лучшем случае по ебалу. Ибо живут там приличные, трезвые или почти трезвые люди, поднимающие брови в ответ на банальную просьбу подлечиться. Это общество светское, и вы обязательно и всенепременно должны быть представлены другим джентльменам из ближайшего окружения. Иначе просто выйдет секьюрити с таким вот кубанским подсолнечником и лениво даст в бубен.
Китаец припер такую амброзию, но мы ее пока поставили на подоконник, включили фильм и перво- наперво выпили всю водку. Потом еще раз сбегали и опять все выпили. Потом выпили его спирт, и Китаец ушел.
Прощаясь, он сказал:
– Гы!
– Ага, – ответил я и закрыл за ним дверь. Детский утренник удался. Вечеринка тоже. Осталось только заснуть... Цикады...
В Сибири их нет. Но каждая бессонница ими почему-то сопровождается. Раз я даже в токсикологии лежал, среди отравленных всякой дрянью. Там тоже были цикады. Я ночью вышел в коридор. Кто-то стонет. Кто-то орет. Но не под ухом, а где-то там. В другом измерении или отделении. В коридоре, на диванчике из пуленепробиваемого дерматина, сидел мужик и качался. В детстве я видел таких китайских болванчиков. Только болванчик качал головой. А мужик всей верхней половиной тела. Бессмысленно, непрерывно и молча.
– Что сидим? Укол ждешь?
– Не, – перестал качаться седой, толстый и неопрятный мужик, – просто сижу.
Глаза у него были мертвые. Такая крайняя степень то ли усталости, то ли безразличия.
– Водкой траванулся? – спросил я.
– Дихлофосом. А ты?
– А я аконитом. Настойкой. В дихлофосе ж нет спирта, на хрен ты его пил? А! – тут до меня дошло. – Суицид, что ли?
